– С Лёшей?
Лисапета вдруг смертельно побледнела, и теперь было не понять, чем покрыт ее лоб: каплями тумана или выступившим потом.
– Я не знаю, как это случилось! – сказала она громким, срывающимся на визг голосом. – Я всегда следила за тем, чтобы Максим закрывал башню. Там такая лестница… Я говорила Всеволоду Мстиславовичу, а он все время отмахивался. Они все от меня отмахивались, пока он не упал… – Теперь ее голос был едва различим, а пот со лба она смахнула злым и стремительным жестом. Смахнула и в упор уставилась на Мирославу: – Почему ты спрашиваешь? Почему вы все меня расспрашиваете об этой проклятой башне?
Мирослава хотела спросить, кто «все», но не стала. Диалоги так не строятся. В диалоге нужно не только брать, но и что-то отдавать взамен.
– Я вчера встретила Лешу, – сказала она. – Я лично наняла его на работу, но мне даже в голову не могло прийти, что это он…
– Кто – он? – Лисапета глянула на нее с неприкрытым изумлением.
– Что человек, которого я наняла, это мой друг детства. Я все забыла, Лизавета Петровна. Тем летом я забыла всех своих друзей. – Она хотела добавить – и врагов, но не стала. – А он мне вчера рассказал про то, что мы дружили.
– Вы дружили. – Лисапета улыбнулась, как показалось Мирославе, облегченно. – Не разлей вода были. Ты, Алексей и тот мальчишка-скрипач. Забыла, как его звали. Помню только, что он постоянно задавал кучу вопросов, крутился все время поблизости от башни и Максима. – Она замолчала, сцепила руки в замок.
– Его звали Артемом. – Под ногтями у Лисапеты была грязь, наверное, она полола свои грядки голыми руками. – И да, мы с ним дружили.
– Не было тогда настоящей дружбы, – сказала вдруг Лисапета жестким голосом. – Не в том смысле, как хотелось бы Всеволоду Мстиславовичу. Чтобы все как одна большая семья. Семьи тоже не получилось. Все по кучкам, все по интересам. Мелкие – себе, старшие – себе. Старшие эти постоянно… – она замолчала, подбирая правильно слово, а потом искоса глянула на Мирославу. – Ну, ты же знаешь, да?
– Не знаю. – Мирослава покачала головой.
– Озоровали. Задирали вас, младших. Поначалу больше всех доставалось именно тебе. Я несколько раз порывалась рассказать Всеволоду Мстиславовичу…
– Почему же не рассказали? – спросила Мирослава мягко, без укора и нажима.
– Потому что какой же отец поверит, что его родная кровиночка такая?.. – Лисапета поморщилась. Мирослава согласно кивнула. Отцу тяжело в это поверить даже тогда, когда кровиночка выросла. – Я потому так сильно удивилась, когда ты с ним под ручку явилась. Ну, сюда, в Горисветово. Поначалу никак не могла поверить, а потом решила, что не мое дело. Может Славик остепенился. А может у тебя свои какие-то планы. – Она снова глянула на Мирославу. Во взгляде ее было одновременно и понимание, и осуждение, и зависть – полный спектр чувств одинокой стареющей дамы.
Мирослава ничего не ответила. Да и не были нужны Лисапете ее ответы, она уже давно все для себя решила. Зачем же переубеждать?
– Вот за тебя я тогда больше всего волновалась, а досталось не тебе, а этому вашему Артему. – Лисапета вдруг засуетилась, словно бы сболтнула лишнее. – Мне пора, Мирослава Сергеевна! Я ж совсем забыла…
– Как ему досталось? – Мирослава ухватила ее за грязную руку. – От кого досталось, Лизавета Петровна? От Славика?
Лисапета посмотрела на нее стеклянным от страха взглядом, покачала головой, а потом сказала:
– Не знаю я ничего, Мирослава Сергеевна. Глупости какие-то несу… Это все от стресса, от напряжения… Отпустите вы меня, Христа ради! Мне работать надо! – Ее голос снова сорвался на истеричный визг.
Мирослава разжала пальцы. Лисапета всхлипнула и быстрым шагом, почти трусцой, направилась в сторону главного корпуса. Ни к чему не привел их этот разговор. Или все-таки к чему-то привел? Про то, что Славик был сволочью, Мирослава уже поняла. Отчего-то ей думалось, что по-скотски он вел себя только с ней одной. А если не только с ней? Если он обижал всех ее друзей?!