– Руку убери! – Мирослава дернулась, пытаясь высвободиться из хватки Славика.
Не получилось. Он не отпустил, притянул к себе, а потом резко толкнул с такой силой, что Мирослава не удержала равновесие, рухнула на землю, вспахивая ладонями и коленями колючий газон.
…Запахло листьями… прошлогодними прелыми листьями. Мирослава даже во рту почувствовала их землистый вкус. А в ушах зазвучал голос из прошлого:
– Ну, как тебе, мелкая? Тебе нравится? Хочешь еще?
Вот и вернулась часть ее детства. Та самая часть, которую лучше бы не вспоминать. Нет, очень хорошо, что она вспомнила! Лучше поздно, чем никогда!
Ей не повезло! Она встречалась с садистом и уродом. Он называл ее снисходительно заей и даже собирался на ней жениться. Он смотрел на нее с легким изумлением и очевидным победным превосходством, а она все никак не могла взять в толк, откуда это все, где корни их странных, не доставляющих никакой радости отношений? Она уговаривала себя потерпеть. Про стерпится-слюбится речи не шло. Сама себя Мирослава не обманывала никогда! У нее был четкий план! Она хотела войти в семью Горисветовых, доказать себе и всему миру, чего она стоит. Она хотела вернуться сюда, в усадьбу, наверное, с первого дня, как бабуля увезла ее в Пермь. И она хотела быть поближе к Славику. Это точно была не любовь. И не привязанность. И даже не привычка. Он раздражал ее. Он вызывал отторжение и отвращение, а она все терпела, все планировала свое прекрасное независимое будущее.
Она начала понимать только теперь, когда оказалась в усадьбе, когда память стала возвращаться к ней по крупицам. Врага лучше держать поблизости. Да, в ее случае получилось слишком близко. До отвращения близко. Но тогда она еще не помнила вкус прелых листьев во рту, не чувствовала боль между лопаток, в том месте, куда он надавливал коленом…
…Он и сейчас надавил с такой силой, что в спине у Мирославы что-то хрустнуло. Маленькая Мирослава закричала бы от боли, а Мирослава взрослая зарычала от ярости. Наверное, у садистов есть какое-то особое чутье, которое позволяет им четко поймать момент, когда жертва перестает быть жертвой. Славик почувствовал. Давление на спину ослабло. Мирослава снова могла дышать. С кошачьей ловкостью – не зря он иногда называл ее тигрицей! – она столкнула с себя его ставшее вдруг неуверенно-расслабленным тело, вскочила на ноги.
– Даже не суйся! – Славик смотрел поверх ее головы куда-то в темноту. – Я слышу, ты еще тут, убогий! Только попробуй сунуться, и я напомню тебе, что бывает с мелкими уродами, вроде тебя.
Он обращался к кому-то за ее спиной. Он не видел, но слышал. Мирослава тоже слышала это тяжелое, с трудом сдерживаемое дыхание.
– Леша, все в порядке! – Сказала она нарочито громко и нарочито бодро. – Леша, иди домой! Я с ним разберусь.
– Она со мной разберется! – Славик коротко хохотнул. – Ты слышал, убогий?! Эта мелкая думает, что может со мной разобраться! Она думает, что имеет надо мной власть.
– Не имею. – Мирослава покачала головой. – Но если ты еще раз сунешься ко мне, если только посмеешь…
– Ну, что ты мне сделаешь, мелкая? Что ты вообще можешь?!
Славик стоял на месте, соваться не спешил. Это был хорошо, потому что, если бы сунулся, церемониться Мирослава не стала бы. Курсы самообороны были самыми первыми курсами, которые она прошла. Она прошла их намного раньше, чем курсы по личностному росту. И не забывала. И практиковала. Тогда ей казалось, что защита нужна от маньяка, от мифического Свечного человека, лицо которого она все никак не могла вспомнить, но теперь она отчетливо понимала: она училась защищаться от таких, как Славик. От Славика она хотела себя защитить! И плевать было ее подсознанию на все запертые двери и кладовки. Подсознание исправно делало свою работу, гнало Мирославу на курсы самообороны.
– Завтра же тебя здесь не будет, мелкая! Ты меня слышишь?
– Я слышу тебя, Славик. Не ори.
Он не привык! Он привык к ласковой зае и игривой тигрице, а с новой Мирославиной ипостасью пока не знал, как поступить. Когда-нибудь он непременно решит проверить крепость ее границ и силу ее духа, но к тому времени она уже точно будет готова. Больше никто не впечатает ее лицом в землю, не заставит почувствовать отвратительный вкус прелых листьев, набившихся в рот.
– Я скажу своему старику. Расскажу, что ты вытворяешь, мелкая!
– Да? – Она больше не боялась и даже почти не злилась. – Тогда я тоже скажу, Славик. И даже покажу. Все твои косяки. Все твои темные схемы и офшорные счета. Как думаешь, твой папочка обрадуется тому, что его обворовывает его единственный любимый сын?