Она больше не слушала радиопостановку, сидя на своем уютном диване, она снова стояла перед Свечной башней. Босая, дрожащая то ли от страха, то ли от холода.
– Мирославовна, не кричи.
АЛёшенька нависал над ней. Нависал и таращился. В темноте его глаза отсвечивали желтым, как у кота. Так ей показалось. Наверное, с перепугу и от неожиданности.
– Почему? – спросила она. Тоже от перепуга и неожиданности, не иначе.
– Она здесь… – АЛёшенька приложил указательный палец к губам.
– Кто?
– Хозяйка свечей. Ты чувствуешь? Когда я подхожу близко к башне, я начинаю чувствовать.
Мирослава не чувствовала ничего, кроме холода и нелепости происходящего. Даже страх отошел на второй план. Разбираться нужно в себе, а не с какой-то там мифической свечной хозяйкой.
– Так не подходи к ней близко, – прошептала она зло. Нужно убираться, пока кто-нибудь из обитателей усадьбы не заметил их с АЛёшенькой, топчущихся в ночи перед заколоченной башней. – Чего ты сюда таскаешься?
– А ты? – спросил он так же шепотом, а потом виновато улыбнулся: – Я не могу не приходить. Меня тянет. Голос вот тут. – Он постучал пальцем себя по виску.
– Какой голос, Лёха? – Как бы зла и напугана она не была, но называть его АЛёшенькой теперь казалось ей неправильным.
– Считалочка. Она считает – ты идешь. Или стоишь с закрытыми глазами. Чаще стоишь. Правда, Мира? – Кажется, он тоже решил называть ее как раньше, как в далеком детстве. – Это прятки… Мы в них играли…
Мирослава помотала головой.
– Я не играла ни в какие прятки, Лёха!
– Играла! Мы все играли.
– Кто – все?
– Все! Ты забыла, что ли?
Она забыла. Она слишком многое оставила за запертой дверью каморки с ментальным хламом. За ненадобностью. А теперь вот оказывается, что зря, что без четких воспоминаний страшно и опасно, потому что всегда лучше знать наверняка, кто тебе враг, а кто друг. Лёха точно не враг. На друга он уже не тянет, но в детстве…
– Я забыла, Леша. – Мирослава кивнула. – Кажется, я очень многое забыла.
– А я тоже сначала забыл, а теперь вот начал вспоминать. – Он поморщился, потер затылок. – И вот тут стало болеть сильнее.