Нити магии

В каждом свертке обнаруживается стеклянный кубик. Они красивы: тяжелые и прозрачные, как куски льда. Края моего кубика словно бы расшиты цветными нитками.

– Это пресс-папье, – объясняет Айви, – но я сделала на верхней грани углубление, куда можно поставить чайную свечку.

Дорит улыбается ей.

– Ты просто солнышко, моя милая: глядя на тебя, всегда видишь свет.

– Мне очень нравится, Ви, – говорит Брок. И я должна признать, что хотя он противная шавка, но когда смотрит на сестру, то кажется совсем другим.

– Здешнему домовому определенно понравится этот рисальманде, – замечает Лильян, кладя себе на тарелку кусок рисового пудинга со взбитыми сливками и зернышками миндаля. Она озорно подмигивает мне, и я слизываю со своей ложки теплый вишневый соус. В канун Рождества в «Мельнице» я обычно читала Еве датские народные сказки, когда она начинала осторожно подъедать свое медовое печенье с шоколадом – подарок Матиеса.

«Домовые носят остроконечные красные колпачки, – рассказывала я Еве. – Ростом он примерно с тебя, и, если не оставить ему на чердаке угощение, он может доставить множество разных неприятностей».

– Мы не занимаемся такой ерундой, – кисло заявляет Нина. – Домовые – это сказки, а знаешь, что не сказки? – Она делает паузу и отпивает из кружки горячего рома. – Крысы.

Однако парой часов позднее Лильян все равно открывает дверцу, ведущую в каморку Якоба на чердаке, держа в руках поднос с запретными лакомствами: горячим какао и дополнительной порцией рисальманде. Взбитые сливки частично сползают с пудинга и капают на пол.

– За это Нина подаст мою голову на блюде из самого лучшего фарфора, какой только есть у Вестергардов, – говорит она, ставя поднос на пол.

– Она порубит нас, словно миндальные зернышки, – соглашаюсь я, протягивая Якобу чашку. – И нафарширует нами рисальманде.

– Обмакнет в растопленный воск и сделает из нас свечи, – дополняет Якоб. – Особенно если узнает, что я вчера утащил сюда вот это, – он достает из-за вазы жестяную коробку с печеньем.

Я охотно беру его, макаю во взбитые сливки, наблюдая за крошками, тонущими в какао и подливе, и уютно заворачиваюсь в плед.

– Это тебе, Лил, – говорит Якоб, запуская руку под подушку и протягивая Лильян сверток. Она приглушенно взвизгивает, когда разворачивает бумагу и обнаруживает сборник жутких историй. На обложке нарисована гниющая отрубленная голова и шипастый шлем.

– Спасибо! – радостно восклицает Лильян, прижимая книгу к груди.

– Ты ужасно странная уточка, – тепло говорит Якоб.

– Кря-кря, – отзывается Лильян.

– А это – для Марит, – произносит Якоб, и они вместе преподносят мне подарок.

– Копии того, что ты хотела, – официальным тоном поясняет Лильян, беря их обеими руками и протягивая мне с церемониальным поклоном. – Когда закончишь, ты должна их бесследно уничтожить.

Якоб нашел все, о чем я просила, а Лильян сделала для меня точные копии – вплоть до каждой отдельной черточки и завитушки почерка. Я пролистываю бумаги, скользя взглядом по строчкам. Это записи о выплатах шахтерам, о продаже драгоценных камней через четыре ювелирных магазина, главный из которых находится в Копенгагене – и все это с точными цифрами и датами. Такая толстая стопка бумаги – в ширину моей ладони, – что потребуется много часов, чтобы разобраться.