Избранное

Не в первый день весны, цветущей и прохладной,    Увидел я тебя!Нет, осень близилась, рукою беспощадной    Хватая и губя.Но чудный вечер был. Дряхлеющее лето    Прощалося с землей,Поблекшая трава была, как в час рассвета,    Увлажена росой;Над садом высохшим, над рощами лежала    Немая тишина;Темнели небеса, и в темноте блистала    Багровая луна.Не в первый сон любви, цветущей и мятежной,    Увидел я тебя!Нет! прежде пережил я много грусти нежной,    Страдая и любя.Но чудный вечер был. Беспечными словами    Прощался я с тобой;Томилась грудь моя и новыми мечтами,    И старою тоской.Я ждал: в лице твоем пройдет ли тень печали,    Не брызнет ли слеза?Но ты смеялася… И в темноте блистали    Светло твои глаза.9 августа 1859Дача Голова

Посвящение

Еще свежа твоя могила,Еще и вьюга с высотыНи разу снегом не покрылаЕе поблекшие цветы;Но я устал от жизни этой,И безотрадной и тупой,Твоим дыханьем не согретой,С твоими днями не слитой.Увы! ребенок ослепленный,Иного я от жизни ждал:В тумане берег отдаленныйМне так приветливо сиял.Я думал: счастья, страсти шумнойМне много будет на пути…И, Боже! как хотел, безумный,Я в дверь закрытую войти!И я поплыл… Но что я виделНа том желанном берегу,Как запылал, возненавидел, –Пересказать я не могу.И вот, с разбитою душою,Мечту отбросивши свою,Я перед дверью роковоюВ недоумении стою.Остановлюсь ли у дороги,С пустой смешаюсь ли толпой,Иль, не стерпев души тревоги,Отважно кинусь я на бой?В борьбе неравной юный воин,В боях неопытный боец –Как ты, я буду ль тверд, спокоен,Как ты, паду ли наконец?О, где б твой дух, для нас незримый,Теперь счастливый ни витал,Услышь мой стих, мой труд любимый:Я их от сердца оторвал!А если нет тебя… О Боже!К кому ж идти? Я здесь чужой…Ты и теперь мне всех дорожеВ могиле темной и немой.13 августа 1859Санкт-Петербург

Памяти Мартынова

С тяжелой думою и с головой усталойНедвижно я стоял в убогом храме том,Где несколько свечей печально догоралоДа несколько друзей молилися о нем.И всё мне виделся запуганный, и бледный,И жалкий человек… Смущением томим,Он всех собой смешил и так шутил безвредно,   И все довольны были им.Но вот он вновь стоит, едва мигая глазом…Над головой его все беды пронеслись…Он только замолчал – и все замолкли разом,   И слезы градом полились…Все зрители твои: и воин, грудью смелойТворивший чудеса на скачках и балах,И толстый бюрократ с душою, очерствелой   В интригах мелких и чинах,И отрок, и старик… и даже наши дамы,Так равнодушные к отчизне и к тебе,Так любящие визг французской модной драмы,   Так нагло льстящие себе, –Все поняли они, как тяжко и обидноСтрадает человек в родимом их краю,И каждому из них вдруг сделалось так стыдно   За жизнь счастливую свою!Конечно, завтра же, по-прежнему бездушны,Начнут они давить всех близких и чужих.Но хоть на миг один ты, гению послушный,   Нашел остатки сердца в них!Август или сентябрь 1860

Стансы товарищам

5 декабря 1860 г.Из разных стран родного края,Чтоб вспомнить молодость свою,Сошлись мы, радостью блистая,В одну неровную семью.Иным из нас светла дорога,Легко им по свету идти,Другой, кряхтя, по воле Бога,Бредет на жизненном пути.Всё, что с слезами пережито,Чем сердце сжалося давно,Сегодня будет позабытоИ глубоко затаено.Но хоть наш светлый пир беспечен,Хоть мы весельем сроднены,Хоть наш союз и свят, и вечен,Мы им гордиться не должны.Мы братья, да. Пусть без возвратаОт нас отринут будет тот,Кто от страдающего братаС холодным смехом отойдет.Но, не кичась в пределах тесных,Должны мы пламенно желать,Чтоб всех правдивых, добрых, честныхТакими ж братьями назвать.Вельможа ль он, мужик, вития,Купец иль воин – всё равно:Всех назовет детьми Россия,Всем имя братское одно.5 декабря 1860

Актеры

Минувшей юности своейЗабыв волненья и измены,Отцы уж с отроческих днейПодготовляют нас для сцены.Нам говорят: «Ничтожен свет,В нем все злодеи или дети,В нем сердца нет, в нем правды нет,Но будь и ты как все на свете!»И вот, чтоб выйти напоказ,Мы наряжаемся в уборной;Пока никто не видит нас,Мы смотрим гордо и задорно.Вот вышли молча и дрожим,Но оправляемся мы скороИ с чувством роли говорим,Украдкой – глядя на суфлера.И говорим мы о добре,О жизни честной и свободной,Что в первой юности пореЗвучит тепло и благородно;О том, что жертва – наш девиз,О том, что все мы, люди, – братья,И публике из-за кулисМы шлем горячие объятья.И говорим мы о любви,К неверной простирая руки,О том, какой огонь в крови,О том, какие в сердце муки.И сами видим без труда,Как Дездемона наша, милоЛицо закрывши от стыда,Чтоб побледнеть, кладет белила.Потом, не зная, хороши льИль дурны были монологи,За бестолковый водевильУж мы беремся без тревоги.И мы смеемся надо всем,Тряся горбом и головою,Не замечая между тем,Что мы смеялись над собою!Но холод в нашу грудь проник,Устали мы – пора с дороги:На лбу чуть держится парик,Слезает горб, слабеют ноги…Конец. Теперь что ж делать нам?Большая зала опустела…Далёко автор где-то там…Ему до нас какое дело?И, сняв парик, умыв лицо,Одежды сбросив шутовские,Мы все, усталые, больные,Лениво сходим на крыльцо.Нам тяжело, нам больно, стыдно,Пустые улицы темны,На черном небе звезд не видно –Огни давно погашены…Мы зябнем, стынем, изнывая,А зимний воздух недвижим,И обнимает ночь глухаяНас мертвым холодом своим.<1861>

Современным витиям

Посреди гнетущих и послушных,Посреди злодеев и рабовЯ устал от ваших фраз бездушных,От дрожащих ненавистью слов!Мне противно лгать и лицемерить,Нестерпимо – отрицаньем жить…Я хочу во что-нибудь да верить,Что-нибудь всем сердцем полюбить!Как монах, творя обет желанный,Я б хотел по знойному путиК берегам земли обетованнойПо песку горячему идти;Чтобы слезы падали ручьями,Чтоб от веры трепетала грудь,Чтоб с пути, пробитого веками,Мне ни разу не пришлось свернуть!Чтоб оазис в золотые страныОтдохнуть меня манил и звал,Чтоб вдали тянулись караваны,Шел корабль, – а я бы всё шагал!Чтоб глаза слипались от дороги,Чтоб сгорали жаждою уста,Чтоб мои подкашивались ногиПод тяжелым бременем креста…1861

В театре («Покинутый тобой, один в толпе бездушной…»)

Покинутый тобой, один в толпе бездушной   Я в онемении стоял:Их крикам радости внимал я равнодушно,   Их диких слез не понимал.А ты? Твои глаза блестели хладнокровно,   Твой детский смех мне слышен был,И сердце билося твое спокойно, ровно,   Смиряя свой ненужный пыл.Не знало сердце то, что близ него другое,   Уязвлено, оскорблено,Дрожало, мучилось в насильственном покое,   Тоской и злобою полно!Не знали те глаза, что ищут их другие,   Что молят жалости они,Глаза печальные, усталые, сухие,   Как в хатах зимние огни!1863

Петербургская ночь («Холодна, прозрачна и уныла…»)

Холодна, прозрачна и уныла,Ночь вчера мне тихо говорила:«Не дивися, друг, что я бледнаИ как день блестеть осуждена,Что до утра этот блеск прозрачныйНе затмится хоть минутой мрачной,Что светла я в вашей стороне…Не дивись и не завидуй мне.Проносясь без устали над вами,Я прочла пытливыми очамиСтолько горя, столько слез и зла,Что сама заснуть я не могла!Да и кто же спит у вас? Не те ли,Что весь день трудились и терпелиИ теперь работают в слезах?Уж не те ль заснули, что в цепяхВспоминать должны любовь, природуИ свою любимую свободу?Уж не он ли спит, мечтатель мой,С юным сердцем, с любящей душой?Нет, ко мне бежит он в исступленье,Молит хоть участья иль забвенья…Но утешить власть мне не дана:Я как лед бледна и холодна…Только спят у вас глупцы, злодеи:Их не душат слезы да идеи,Совести их не в чем упрекать…Эти чисты, эти могут спать».1863

Смерть Ахунда

Он умирал один на скудном, жестком ложе    У взморья Дарданелл,Куда, по прихоти богатого вельможи,    Принесть себя велел.Когда рабы ушли, плечами пожимая,    В смущении немом,Какой-то радостью забилась грудь больная,    И он взглянул кругом.Кругом виднелися знакомые мечети,    Знакомые дворцы,Где будут умирать изнеженные дети,    Где умерли отцы.Но берег исчезал в его поникшем взоре…    И, тяжко горячи,Как золотая сеть, охватывали море    Последние лучи.Стемнело. В синие окутавшись одежды,    Затеплилась звезда,Но тут уставшие и старческие вежды    Закрылись навсегда.И жадно начал он внимать, дивяся чуду,    Не грянет ли волна?Но на море была, и в воздухе, и всюду    Немая тишина.Он умирал один… Вдруг длинными листами    Дрогнули дерева,И кто-то подошел чуть слышными шагами, –    Послышались слова…Уж не любовники ль сошлися здесь так поздно?    Их разговор был тих…И всё бы отдал он, Ахунд, властитель грозный,    Чтоб только видеть их.«Смотри-ка, – говорил один из них, зевая, –    Как вечер-то хорош!Я ждал тебя давно, краса родного края,    Я знал, что ты придешь!»– «А я? Я всё ждала, чтоб все уснули дома,    Чтоб выбежать потом,Дорога предо мной, темна и незнакома,    Вилася за плетнем.Скажи же мне теперь, зачем ты, мой желанный,    Прийти сюда велел?Послушай, что с тобой? Ты смотришь как-то странно,    Ты слишком близко сел!А я люблю тебя на свете всех сильнее,    За что – и не пойму…Есть юноши у нас, они тебя свежее    И выше по уму.Вот даже есть один – как смоль густые брови,    Румянец молодой…Он всё бы отдал мне, всё, всё, до капли крови,    Чтоб звать своей женой.Его бесстрашен дух и тихи разговоры,    В щеках играет кровь…Но мне не по сердцу его живые взоры    И скучная любовь!Ну, слушай, как-то раз по этой вот дороге    Я шла с восходом дня…Но что же, что с тобой? Ты, кажется, в тревоге,    Не слушаешь меня…О Боже мой! Глаза твои как угли стали,    Горит твоя рука…»И вдруг в последний раз все струны задрожали    В душе у старика,Ему почудились горячие объятья…    Всё смолкло вкруг него…Потом он слышал вздох, и тихий шелест платья,    И больше ничего.1863

Судьба

К 5-й симфонии БетховенаС своей походною клюкой,С своими мрачными очами,Судьба, как грозный часовой,Повсюду следует за нами.Бедой лицо ее грозит,Она в угрозах поседела,Она уж многих одолела,И всё стучит, и всё стучит:  Стук, стук, стук…    Полно, друг,Брось за счастием гоняться!  Стук, стук, стук…Бедняк совсем обжился с ней:Рука с рукой они гуляют,Сбирают вместе хлеб с полей,В награду вместе голодают.День целый дождь его кропит,По вечерам ласкает вьюга,А ночью с горя да с испугаСудьба сквозь сон ему стучит:  Стук, стук, стук…    Глянь-ка, друг,Как другие поживают!  Стук, стук, стук…Другие праздновать сошлисьБогатство, молодость и славу.Их песни радостно неслись,Вино сменилось им в забаву;Давно уж пир у них шумит,Но смолкли вдруг, бледнея, гости…Рукой, дрожащею от злости,Судьба в окошко к ним стучит:  Стук, стук, стук…    Новый другК вам пришел, готовьте место!  Стук, стук, стук…Герой на жертву всё принес.Он говорил, что люди – братья,За братьев пролил много слез,За слезы слышал их проклятья.Он верно слабых защитит,Он к ним придет, долой с дорогиНо отчего ж недвижны ногиИ что-то на ногах стучит?  Стук, стук, стук…    Скован другЧеловечества, свободы…  Стук, стук, стук…Но есть же счастье на земле!Однажды, полный ожиданья,С восторгом юным на челеПришел счастливец на свиданье!Еще один он, всё молчит,Заря за рощей потухает,И соловей уж затихает,А сердце бьется и стучит:  Стук, стук, стук…    Милый друг,Ты придешь ли на свиданье?  Стук, стук, стук…Но вот идет она, и вмигЛюбовь, тревога, ожиданье,Блаженство – всё слилось у нихВ одно безумное лобзанье!Немая ночь на них глядит,Всё небо залито огнями,А кто-то тихо за кустамиКлюкой докучною стучит.  Стук, стук, стук…    Старый другК вам пришел, довольно счастья!  Стук, стук, стук…1863

«Давно уж нет любви меж нами…»

Давно уж нет любви меж нами,Я сердце жадно берегу,Но равнодушными глазамиЕе я видеть не могу.И лишь заслышу звук знакомыйЕе замедленных речей,Мне снятся старые хоромыИ зелень темная ветвей.Мне снится ночь… Пустое поле…У ног колышется трава;Свободней дышит грудь на воле,Свободней сыплются слова…А то иным душа согрета,И мне, Бог знает почему,Всё снится старый сон поэтаИ тени, милые ему, –Мне снится песня Дездемоны,Ромео пролитая кровь,Их вечно памятные стоны,Их вечно юная любовь…Я весь горю святой враждоюК глупцу, злодею, палачу,Я мир спасти хочу собою,Я жертв и подвигов хочу!Мне снится всё, что сниться может,Что жизнь и красит, и живит,Что ум святым огнем тревожит,Что сердце страстью шевелит.1863?

Романс («Помню, в вечер невозвратный…»)

Помню, в вечер невозвратныйПосреди толпы чужойЧей-то образ благодатныйТихо веял предо мной.Помню, в час нежданной встречиИ смятение, и страх,Недосказанные речиЗамирали на устах…Помню, помню, в ночь глухуюЯ не спал… Часы неслись,И на грудь мою больнуюСлезы жгучие лились…А сквозь слезы – с речью внятнойИ с улыбкой молодойЧей-то образ благодатныйТихо веял предо мной.1863?

Минуты счастья

Не там отрадно счастье веет,Где шум и царство суеты, –Там сердце скоро холодеетИ блекнут яркие мечты.Но вечер тихий, образ нежныйИ речи долгие в тишиО всем, что будит ум мятежныйИ струны спящие души, –О, вот они, минуты счастья,Когда, как зорька в небесах,Блеснет внезапно луч участьяВ чужих внимательных очах,Когда любви горячей словоРастет на сердце как напев,И с языка слететь готово,И замирает, не слетев…1865

Две грезы

Измученный тревогою дневною,Я лег в постель без памяти и сил,И голос твой, носяся надо мною,Насмешливо и резко говорил:«Что ты глядишь так пасмурно, так мрачно?Ты, говорят, влюблен в меня, поэт?К моей душе, спокойной и прозрачной,И доступа твоим мечтаньям нет.Как чужды мне твои пустые бредни!И что же в том, что любишь ты меня?Не первый ты, не будешь и последнийГореть и тлеть от этого огня!Ты говоришь, что в шумном вихре светаМеня ты ищешь, дышишь только мной…И от других давно я слышу это,Окружена влюбленною толпой.Я поняла души твоей мученье,Но от тебя, поэт, не утаю:Не жалость, нет, а только изумленьеДа тайный смех волнуют грудь мою!»Проснулся я. Враждебная, немаяВокруг меня царила тишина,И фонари мне слали, догорая,Свой тусклый свет из дальнего окна.Бессильною поникнув головою.Едва дыша, я снова засыпал,И голос твой, носяся надо мною,Приветливо и ласково звучал:«Люби меня, люби! Какое дело,Когда любовь в душе заговорит,И до того, что в прошлом наболело,И до того, что в будущем грозит?Моя душа уж свыклася с твоею,Я не люблю, но мысль отрадна мне,Что сердце есть, которым я владею,В котором я господствую вполне.Коснется ли меня тупая злоба,Подкрадется ль нежданная тоска,Я буду знать, что, верная до гроба,Меня поддержит крепкая рука!О, не вверяйся детскому обману,Себя надеждой жалкой не губи:Любить тебя я не хочу, не стану,Но ты, поэт, люби меня, люби!»Проснулся я. Уж день сырой и мглистыйГлядел в окно. Твой голос вдруг затих,Но долго он без слов, протяжный, чистый,Как арфы звук, звенел в ушах моих.Начало 1860-х годов

Астрам

Поздние гости отцветшего лета,Шепчутся ваши головки понурые,Словно клянете вы дни без просвета,Словно пугают вас ноченьки хмурые…Розы – вот те отцвели, да хоть жили…Нечего вам помянуть пред кончиною:Звезды весенние вам не светили,Песней не тешились вы соловьиною…Начало 1860-х годов

Гаданье

Ну, старая, гадай! Тоска мне сердце гложет,Веселой болтовней меня развесели,Авось твой разговор убить часы поможетИ скучный день пройдет, как многие прошли!  «Ох, не грешно ль в воскресение?  С нами господняя сила!  Тяжко мое прегрешение…  Ну, да уж я разложила!  Едешь в дорогу ты дальную,  Путь твой не весел обратный:  Новость услышишь печальную  И разговор неприятный.  Видишь: большая компания  Вместе с тобой веселится,  Но исполненья желания  Лучше не жди: не случится.  Что-то грозит неизвестное…  Карты-то, карты какие!  Будет письмо интересное,  Хлопоты будут большие!  На сердце дама червонная…  С гордой душою такою:  Словно к тебе благосклонная,  Словно играет тобою!  Глядя в лицо ее строгое,  Грустен и робок ты будешь:  Хочешь сказать ей про многое,  Свидишься – всё позабудешь!  Мысли твои все червонные,  Слезы-то будто из лейки,  Думушки, ночи бессонные –  Всё от нее, от злодейки!  Волюшка крепкая скручена,  Словно дитя ты пред нею…  Как твое сердце замучено,  Я и сказать не умею!  Тянутся дни нестерпимые,  Мысли сплетаются злые…  Батюшки-светы родимые!  Карты-то, карты какие!!.»Умолкла старая. В зловещей тишинеНасупившись сидит. Скажи, что это значит?Старуха, что с тобой? Ты плачешь обо мне?Так только мать одна об детском горе плачет,И стоит ли того? Я знаю напередВсё то, что сбудется, и не ропщу на Бога:Дорога выйдет мне, и горе подойдет,Там будут хлопоты, а там опять дорога…Ну полно же, не плачь! Гадай иль говори,Пусть голос твой звучит мне песней похоронной,Но только, старая, мне в сердце не смотриИ не рассказывай об даме об червонной!Начало 1860-х годов

Дорожная дума

Позднею ночью, равниною снежнойЕду я. Тихо. Всё в поле молчит…Глухо звучат по дороге безбрежнойСкрип от полозьев и топот копыт.Всё, что, прощаясь, ты мне говорила,Снова твержу я в невольной тоске.Долог мой путь, и дорога уныла…Что-то в уютном твоем уголке?Слышен ли смех? Догорают ли свечи?Так же ль блистает твой взор, как вчера?Те же ли смелые, юные речиБудут немолчно звучать до утра?Кто там с тобой? Ты глядишь ли бесстрастноИль трепещешь, волнуясь, любя?Только б тебе полюбить не напрасно,Только б другие любили тебя!Только бы кончился день без печали,Только бы вечер прошел веселей,Только бы сны золотые леталиНад головою усталой твоей!Только бы счастье со светлыми днямиТак же гналось по пятам за тобой,Как наши тени бегут за санямиСнежной равниной порою ночной!1865 или 1866

Юмористические стихотворения. Пародии. Эпиграммы. Экспромты

Чудеса

Какие чудеса творятсяУ нас по прихоти судьбы:С сынами Франции мирятсяУгрюмой Англии сыны.И даже (верх всех удивлений!)Союз меж ними заключен,И от бульдожьих уверенийВ чаду Луи Наполеон!Уж не опять ли воединоОни под знаменем крестаИдут толпами в Палестину,Чтоб воевать за гроб Христа?Нет, для народов просвещенныхТеперь уж выгоды в том нет:Что взять им с греков угнетенных?Зато не беден Магомет!И против Руси собираютОни за то войска свои,Что к грекам руку простираютОни в знак мира и любви.А турок просто в восхищенье!До этих пор он жил как зверь,Не зная вовсе просвещенья,А просвещается теперь!Уж вместо сабли он иголкуИзделья английского взялИ на французскую ермолкуЧалму родную променял.Но европейского покрояЕго одежда не спасла,И под ермолкой, под чалмою,Одна у турка голова.Ведь мы уж были у Синопа,И просвещенных мусульманНа кораблях купцов ЕвропыИх просветивших англичан.И для французиков нахальныхГотов у нас уж пир такой,Что без своих нарядов бальныхОни воротятся домой.А если захотят остаться,От дорогих таких гостейНе можем, право, отказаться,Не успокоив их костей.5 апреля 1854

Перо

    Несясь дорогою большою,Перо гусиное в сторонке вижу я,    И вот уж странною мечтою    Душа наполнилась моя.Скажи, давно ли гусь тобою любовался,Увидя образ свой в серебряных волнах,  Или когда пред самкой красовалсяИ чувства выражал ей в пламенных словах?  Потом, когда на кухню гусь попалсяИ повар там его искусно общипал,    На чью ты долю, друг, достался,  И кто тебя дорогой потерял?  Помещик ли тобой свои расходы    В тетрадку ветхую писал  И вечерком, любуяся природой,    В зубах тобою ковырял?  А может быть, помещик, светских правил.  Сам погружен в важнейшие дела,  Приказчику именье предоставил:  Скажи, всегда ль рука его лгала?  Чиновник ли в порыве вдохновеньяПо десяти листов тобою в день марал    И в сладкий миг отдохновенья  Тебя в зубах с достоинством держал?  Но если же плешивая Фемида    Уж до советника дошла,Ты отдыхал, мой друг: больная Немезида  Тебя только для подписи брала.В руках Фиглярина ль в сей пасмурной юдоли  Ты лавочку в Гороховой хвалил    И под ярмом хозяйской воли,Как меч Суворова, ты Гоголя разил?Твой хвост откушен, друг: как рифм найти, не зная,Писака ли тебя с досадою изгрыз,Иль крыса белая, под старость отдыхая,Не кинула ль тебя на долю черных крыс?  Иль, может быть, душевные беседы  Поэт векам передавал тобой:Отечества ли пел он громкие победы,  Иль подличал пред старшими порой;  Элегии ль унылые напевы,Или сонета звук, иль нежный мадригал    Любви прелестной юной девы,    Как дар великий, посвящал;  Иль с чудною могущественной лирой  Он за века минувшие летал;Или карал людей он едкою сатирой  И колкой эпиграммой обличал?..    И, может быть, людьми гонимый    За обличенье их страстейИ в самом бедствии ничем не победимый,Он бросил здесь тебя с проклятьем на людей.26 июля 1854

Пародия («Пьяные уланы…»)