Лесная сказка для детей и взрослых

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что удивительного? – не поняла я.

– Вот что значит поколение предков! – восторженно всплеснул руками Алексей Петрович, не ответив на мой вопрос. – А мне всё не верят, что раньше люди были куда способнее, чем сейчас.

– Кто не верит? – спросила я, не понимая до сих пор, о чём идёт речь.

– В основном студенты, – пояснил профессор, – но и не только.

– А почему они должны вам верить? – с интересом посмотрела я на профессора.

– Как почему, Катенька? Как почему? – с недоумением спросил профессор. – На то, что тебе удалось с первого раза, у современных детей уходит не меньше года упорных тренировок.

– Объясните мне толком, о чём вы говорите вообще, Алексей Петрович! Я ничего не понимаю, – не выдержала я.

– Для того, чтобы научиться с такой силой управлять своей мыслью, требуется не менее года тренировок. Это не я придумал, Катя. Это – статистика! У кого-то чуть меньше, у кого-то чуть больше, но среднее необходимое время обучения именно такое. Ты понимаешь? – с надеждой в голосе спросил профессор.

– Понимаю, – кивнула я в знак согласия, – но я-то здесь причём?

– Да при том, что не было ещё в истории нашей отечественной педагогической школы никого, кто сумел бы с первого раза сделать это! Это же научная сенсация! – восторженно воскликнул Алексей Петрович, подняв при том указательный палец.

Только тут до меня стало доходить, что причиной научной сенсации была я сама. Сладостная радость елейным маслом стала разливаться по моей душе. А что в этом удивительного? Кому бы такое известие не доставило удовольствия? Ещё утром страдала от того, что мне в очередной раз читал нотации этот несносный Верховцев, обвиняя меня во всех грехах на свете, а тут в одночасье стала научной сенсацией. Во как! Мой носик стал самопроизвольно подниматься всё выше и выше. Я с долей снисхождения посмотрела на профессора и важно заявила:

– Какая же тут сенсация, Алексей Петрович? У нас вся семья такая! Мой папа, например, лучший на свете лётчик. Так что нет здесь ничего удивительного. Всё в порядке вещей.

– Что ты говоришь? – удивился профессор. – Я об этом ничего не знал, но в твоих словах может быть зерно истины, так как наследственную зависимость ещё никто не отменял. Этот феномен требует более пристального изучения.

– А что ж тут изучать? – с недоумением спросила я, не заметив, что мы с Алексеем Петрович как-то незаметно поменялись местами. Теперь я была умудрённым сединой профессором, а он неразумным учеником. Именно тоном профессора я и добавила:

– Яблоко от яблони недалеко падает, Алексей Петрович. Мне ли вас учить?

Не успела я задать свой надменный вопрос, как в моей голове молоточком телеграфа зазвучали мысли: «Ты что о себе возомнила, Гордеева? Да если бы не мои кривляния, ты до сих пор бы сидела и тужилась, а вместо мыслей из тебя бы одни голубки от натуги вылетали. Ну-ка, немедленно прекрати задаваться!» – приказал голос Верховцева. Эти очередные нотации так возмутили меня, что я не выдержала и обрушила, в уме, конечно, на него весь свой гнев: «Тьфу на тебя! Брысь окаянный! Сто лет бы тебя не видела! Без сопливых обойдёмся!» Так обычно, слово в слово, ругается моя бабушка на нашего кота-проказника Ваську. К слову сказать, я до сих пор не могу понять, почему она кота называет сопливым, но спросить об этом почему-то так и не удосужилась. Ответ на мой гнев был немедленным, кратким и очень спокойным: «Как знаешь,» – спокойно сказал голос Вити и умолк. Желая проверить, ушёл ли он на самом деле, или притворился, я даже потрясла головой. В помещении было пусто. Ничего не громыхало, не стучало и даже не пришёптывало. Я окончательно успокоилась, и только тогда обратила внимание на профессора.

– С тобой всё в порядке, Катя? – спросил Алексей Петрович, с тревогой глядя на меня. Этот вопрос мог означать одно – читать мысли они ещё, слава Богу, не научились. «И на том спасибо,» – с облегчением выдохнула я. Последняя преграда к всемирной славе исчезла, и я опять стала профессором. На время, конечно. Кем мне предстояло стать в дальнейшем, я не знала, но в том, что это будет что-то заоблачно высокое и прекрасное, чего не могла себе вообразить даже моя бесконечно богатая фантазия, сомнений не было. Первое, что надо будет сделать, это переименовать школу. Никаких школ имени Верховцева! Если уж и будет родная школа носить чьё-то имя, то пусть носит любое другое, только не его. Какое? Например, Екатерины Гордеевой! Моё? Ну, так и что с того? Зато звучит-то как! Школа имени Екатерины Гордеевой! Прям как Екатерины Великой! Вы только прислушайтесь! Это первое. А второе…

– Катя! – прервал полёт моей буйной фантазии профессор. – Ты меня слышишь? – обеспокоенно спросил он.

– Слышу, Алексей Петрович, слышу, – не скрывая раздражения ответила я.

– Ну, слава Богу! – облегчённо выдохнул профессор. – Мне показалось, что ты находишься в состоянии прострации. Ты медитировала? – поинтересовался Алексей Петрович.