Лесная сказка для детей и взрослых

22
18
20
22
24
26
28
30

– Так вот, – продолжил Алексей Петрович, – Катя, по всей видимости, обладает этой способностью от рождения.

После слов профессора в зале раздался гул недоверия. Поняв это, профессор поспешил подтвердить сказанное:

– Дорогие друзья! Я бы и сам не поверил этому, но я учёный и просто не имею права не доверять тому, чему был свидетелем. Да, да! Я лично присутствовал при том, когда Катя силой мысли включила обеззараживающий ионизатор. И смею вас заверить, что я ей в этом совсем не помогал. Она всё сделала сама. Я просто предложил попробовать. Она попробовала, и у неё получилось! С первого раза! Представляете? Но не стану скрывать и чувства озабоченности, а может даже и грусти, которое вызвало во мне это событие. Вместе с искренним восхищением меня посетили и другие, увы, не совсем радостные мысли? Я подумал о том, что мы, по всей вероятности, очень мало знаем о наших недалёких предках. И ещё я подумал о том, что способности Кати могут быть отнюдь не уникальными. То есть, я хочу сказать, что такими способностями могли обладать многие наши предки. Вы понимаете, что это значит? – обратился профессор к приумолкшему залу. – Это значит, что с течением времени способности человека снижаются. Но, это только теория, поэтому не стоит расстраиваться раньше времени! А сейчас я попрошу Катю продемонстрировать свои уникальные способности. Ты согласна, Катя? – обратился ко мне профессор.

Я поняла, что наступил мой звёздный час. Сейчас или никогда!

– Что я должна сделать, Алексей Петрович? – скромно спросила я.

– Что? – растерялся профессор, подумал и предложил, – а давай-ка зажги этот светильник, – предложил он, указав на выпуклость в стене. – Он довольно прост в управлении, но этого будет вполне достаточно.

– А может я лучше станцую, Алексей Петрович? – заговорщически прошептала я. Звёздный час наступил, но я не забыла, что мне говорил Верховцев, и очень боялась опозориться. – Или стихи расскажу? Или станцую и спою, а? Всё вместе? А?

– Зачем? – удивился Алексей Петрович.

– Я щас! – перебила я профессора. Не дав ему опомниться, сняла с себя школьный рюкзачок. Порывшись в нём, вытащила большой носовой платок, развернула его, взяла за уголок, подняла вверх правую руку, левую упёрла в бок, притопнула ножкой, стала, притоптывая, кружиться вокруг изумлённого профессора, и запела:

– Во поле берёзонька стояла. Во поле кудрявая стояла. Люли, люли стояла. Люли, люли стояла.

Увидев мои выкрутасы, зал пришёл в изумление, а затем восторженно зааплодировал. Я воодушевилась, и стала кружить вокруг несчастного профессора с ещё большей скоростью и громко петь. Профессор, ставший поневоле берёзкой, с недоумением крутил головой, наблюдая за моими па. Я вполне допускаю, что хитрость удалась бы, знай я хотя бы все слова этой народной песни, но я, увы, их не знала, поэтому повторяла одно и тоже, как испорченная пластинка. Шумные овации стихали и постепенно перерастали в возмущённые выкрики: «Знаем мы, кто такая Гордеева! Гнать её поганой метлой!». Я лихорадочно искала выход, но в голову ничего не приходило. Все родившиеся и не родившиеся мысли в панике сбежали, не сообщив куда. Осталось одно упрямство, поэтому я продолжала нелепо топать ногами и петь одно и то же. Наконец, я остановилась. Не от недовольного гула, нет. Я просто устала, запыхалась и охрипла. Я дышала как загнанная лошадь и смотрела на изумлённого профессора. Повернуть голову к недовольному залу не хватало смелости. От отчаяния и бессилия стали наворачиваться слёзы. Поняв, что моя мечта, мой звёздный час, не успев родиться, умерли; осознав, что пути назад нет, я зарыдала в голос, схватила свой школьный рюкзак, накинула на плечи, и, прокричав: «Ах, вы так? Над предком смеётесь?», бросилась со всех ног из зала. Вернее было бы сказать, бросилась наутёк. Вот вам наглядный пример того, как инстинкты приходят человеку на помощь. Вместо вселенского позора я свалила всю вину на ни в чём не повинных людей. Пусть даже и потомков. Какая разница? Мне казалось, что я выкрутилась из практически безвыходного положения, но радости от этого не испытывала никакой. Напротив. Слёзы обиды застилали глаза, и я, не разбирая дороги, бежала и бежала.

Катя попадает в параллельный мир, где люди живут по её заветам

Остановилась только тогда, когда совсем выбилась из сил. Прислонилась к дереву и так и стояла, переводя дух. Когда немного успокоилась, обнаружила, что это было то самое дерево, от которого аллея разделялась на две дороги. Отошла от него на несколько метров, и пошла по дороге с выбоинами и ямами. Зачем? Не знаю. Не стоять же на одном месте, в самом деле? Да я вообще не думала тогда о том, куда и зачем иду. Думала, что мне очень повезло вовремя сбежать из будущего, иначе бы окончательно опозорилась. Да не просто сама опозорилась, а опозорила бы в своём лице всех предков. А так они вполне могут предположить, что я действительно обладаю какими-то гениальными способностями. И самое важное здесь не в том, что они никогда в этом не убедятся, а в том, что у них не будет повода стыдиться своих предков. Хоть в этом был какой-то плюс. Всё в этой истории вроде бы сложилось как нельзя хорошо, если бы не одно «но». Стыдно признаться, даже самой себе, но мне не давала покоя зависть. Мне было бесконечно жаль, что школа так и будет носить имя Верховцева. А как бы здорово звучало: «Школа имени Екатерины Гордеевой»! Вы только вслушайтесь в музыку этих слов: «Школа имени Екатерины Великой». Утешало одно – Верховцев никогда не узнает, что его имя в будущем будет носить наша школа. Если, конечно, я не проболтаюсь, в чём я совсем не была уверена. А, если даже и проболтаюсь, то и в этом нет ничего страшного. Кто же мне поверит? Посмеются в очередной раз, да и только, а Верховцев подумает, что я подлизываюсь.

Так я и шла, погружённая в свои мысли, не очень разбирая дороги, пока не оступилась, и, потеряв равновесие, не грохнулась на землю. Ударилась не сильно, но был повод очередной раз поплакать, чем я воспользовалась. Девочка я, в конечном счёте, или нет? Разревелась во весь голос, и причитала до тех пор, пока не услышала в лесу приближающийся шум. Из ближайших кустов появились две необычные обезьяньи головы. Почему необычные? Необычные были не сами головы, а глаза. Глаза были явно человеческие. Они с любопытством уставились на меня и какое-то время внимательно рассматривали. Затем одна из обезьян повернула голову к другой и удивлённо спросила на чистейшем русском языке:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Не-а, – повертела головой та, к которой обратились с вопросом.

– Я – тоже, – сказала первая обезьяна, повернулась ко мне и спросила:

– Ты откуда взялась, чудо заморское?

– А вы откуда? – в свою очередь спросила я.

– Из леса вестимо, – невозмутимо ответила обезьяна и замолчала, ожидая, видимо, моих разъяснений.