Мои слова вновь вызвали бурю аплодисментов, но профессор поднял руку и зал моментально успокоился.
– Здравствуйте!
– Здравствуй, Катя! – многоголосным шелестом ответил зал.
– Вас, наверное, прежде всего интересует вопрос о том, как я сюда попала, но я не могу на него ответить. Не потому, что я что-то хочу от вас скрыть, а потому, что просто не знаю, как это произошло. Ещё два часа назад я находилась на уроках в школе номер три, в третьем «А» классе, и на большой перемене ссорилась с занудой Витькой Верховцевым.
Я совершенно забыла про свои слова профессору о том, что не знакома с Верховцевым. Увидев удивление на лице Алексея Петровича, вспомнила об этом, но было поздно. Чертыхнулась про себя, но останавливаться и как-то оправдываться не стала:
– После ссоры у меня разболелась голова. Я отпросилась с уроков и просто пошла гулять по городу. Пришла в городской парк. Встретила там незнакомого мальчика, который предложил мне прогуляться по аллее. Мальчик потом куда-то исчез, а я вдруг оказалась здесь. Вот и вся моя история, – закончила я и замолчала.
Аплодисментов не последовало. Да я их и не ожидала. Чему тут аплодировать? О чём говорить дальше я не знала, но тут прозвучал вопрос:
– Катя! Меня зовут Виктором. Мне очень интересно узнать что-нибудь о вашем героическом времени. Мы вроде бы много о нём знаем, но услышать всё из уст очевидца было бы куда интереснее. Расскажи нам, пожалуйста, что-нибудь из твоей собственной жизни? – голос мальчика звучал так, будто он находился совсем рядом, но рядом-то никого не было. Я стала удивлённо озираться по сторонам и обнаружила на самом верху того, кто обратился ко мне с вопросом. Он каким-то удивительным образом увеличился до таких размеров, что я могла хорошо его разглядеть. Лицо показалось мне подозрительно знакомым. Я внимательно смотрела на него, пытаясь вспомнить, кого он мне напоминает. Гадала до тех пор, пока мальчик издевательски не подмигнул. Тут-то всё и встало на свои места. Конечно же это был Верховцев! Вроде бы и не совсем он, но в том, что я не ошибалась, сомнений никаких не осталось. Нутром чуяла. Как я могла подумать, что этот зануда оставит меня в покое? Сколько раз меня предупреждала бабушка: «Не будь такой простодырой!». А я? Хотя предупреждала она меня, конечно, по поводу моей постоянной уверенности в том, что можно не учить уроки на завтра, если сегодня меня вызывали к доске, или не пылесосить, потому что мама придёт с работы поздно и не обратит на это внимание, и так далее. В общем, по поводу всех моих постоянных «авось». Я только отмахивалась, поэтому так же, как и наш непослушный кот Васька, частенько попадала в неприятные ситуации. Но это меня ничему не учило. Я хорошо помню папины слова о том, что умный учиться на своих ошибках, а мудрый на чужих, но мне-то до этого какое дело? Я ведь – Екатерина Гордеева! Вы только послушайте, как звучит! Да у меня папа – лучший лётчик на свете. А вы как думали? Может именно поэтому единственным и неизменным ответом на все попытки хоть как-то образумить меня было: «Да отстаньте вы от меня! И без вас всё знаю!». Вслух я, конечно, этого никогда не говорила, так как знала, что, хотя мой папа и лучший на свете лётчик, ремень с его брюк иногда спускается с небес на нашу грешную землю.
Вот и сейчас. Увидев это издевательское подмигивание, я совершенно потеряла над собой контроль и меня, что называется, понесло в разнос:
– Да, Витя! Ты прав! Нашу жизнь действительно можно было назвать героической, хотя мы ничего выдающегося в ней не видели. Мы привыкли к ежедневному подвигу. Я помню, как мы под палящим солнцем, в дождь, снег, ужасные морозы и метели, каждый день ходили в школу; как мы засиживались до полуночи за выполнением домашнего задания; как мы наводили порядок в своей комнате и мыли посуду. И мы не стремились к славе, Витя. Мы были скромны. Мы знали, что имена многих так и останутся неизвестными, но это не останавливало, потому что у нас была одна цель – сделать всё, чтобы жизнь будущих поколений была лучше нашей, – на одном дыхании выпалила я, глядя на Верховцева. Я видела, как его глаза от удивления округлялись всё больше и больше, поэтому, несмотря на оглушительные аплодисменты, продолжила свою пламенную речь:
– Да! Нам было непросто. Нам было непросто, потому что многие хотели нас сбить с правильного пути. Я не буду называть вслух их имена, – сказала я, и ткнула пальцем в сторону Вити, от чего тот испуганно отшатнулся, – но я надеюсь, что им сейчас очень стыдно и горько за то, что они делали. Не на тех напали, Витя! – отчеканила я, потом почему-то подпрыгнула, топнула ножкой, выставив при этом одну из них вперёд, а руки развела в стороны. Словом, закончила свою речь также, как заканчивают русский народный танец, который мы готовили для школьного концерта. Этот неожиданный поступок вызвал бурю восторга, смеха и шквал аплодисментов.
Я не очень понимала, что наговорила, и почему моя речь вызвала такой восторг, но была на вершине счастья. Представьте себе, что я чувствовала. Совсем недавно на меня никто не обращал внимания. Надо мной насмехались все, кому не лень; лучший мой друг после мытья посуды, Витя Веховцев, читал бесконечные морали, а тут всеобщее признание моих заслуг. Каких? Да какая разница? Тогда меня совершенно не интересовало то, что на самом деле никаких моих заслуг не было и не предвиделось в ближайшем будущем. Мне аплодировали, и я купалась в этих овациях. Я утонула в этом восторге. Я расплылась в улыбке и закричала:
– Я вас всех безумно люблю!
Моё признание было совершенно искренним. Находящиеся в зале почувствовали эту искренность и ответили мне новыми овациями. Мой разум от этих аплодисментов и криков, видимо, окончательно помутился, потому что я, подняв вверх руку, также, как до этого делал профессор, и дождавшись тишины, продолжила:
– Дорогие друзья! Предлагаю в память о нашей встрече присвоить школе новое имя!
Я ожидала новых аплодисментов, но зал почему-то насторожено замолчал. Я подумала, что все ждут продолжения, поэтому сказала:
– Предлагаю назвать школу именем Екатерины Гордеевой!
Зал продолжал безмолвствовать. Воцарилась неловкая тишина. Молчали все. В том числе и я. До меня начало доходить, что я сморозила что-то не то, но очень не хотелось в этом признаваться. Молчание мало-помалу начало перерастать в недовольный шум, но тут на помощь пришёл Алексей Петрович:
– Дорогие друзья! Пусть вас не смущает предложение Кати. Я думаю, что она предлагает назвать школу её именем, потому что является первой из предков, с которым удалось встретиться, так сказать, лично. Кроме того, хочу вас уведомить, что Катя обладает уникальными способностями. Поистине уникальными. Вы прекрасно знаете, что для прохождения курса управления мыслью необходимо длительное время. На моей памяти нет никого, кто бы овладел этой техникой ранее, чем через год с начала обучения. Вы согласны со мной? – спросил профессор, обращаясь к залу.
– Да-а-а… – одобрительно загудели собравшиеся.