– Если бы ты не была Гордеевой, я бы сказала, что ты просто дура! – ругнулась Люська.
– Почему? – опять не поняла я.
– Да потому что больше негде оказаться! – совсем рассердилась девочка-обезьянка. – Есть только они и мы. От них ты только что сбежала, поэтому попала к нам. Если захочешь сбежать от нас, попадёшь к ним. Понятно?
– А куда-нибудь посередине попасть нельзя? – с надеждой в голосе спросила я.
– Может и можно, но пока что это никому не удавалось, – грустно призналась Настёна.
– Ты уже пробовала? – догадалась я.
– Да, – нехотя призналась девочка-обезьянка. – Надоело, знаешь, в таком виде ходить, да на деревьях спать.
– Так не спи! – резонно посоветовала я. – Кто ж тебя заставляет?
– Я бы и не спала, да больше негде, – грустно ответила Настёна.
– Ничего не понимаю, – призналась я. – Вы бы рассказали толком, почему вы на обезьян похожи, да спите на деревьях, иначе я ничего понять не смогу.
– Тебе? – возмущённо спросила Люська. – Рассказать той, из-за которой мы так живём, почему мы так живём? Ну, знаешь ли! С такой наглостью я ещё никогда не сталкивалась!
– Погоди, Люська! Погоди! – остановила Настёна подругу. – Она ведь ещё не знает, что именно из-за неё мы так живём.
– Всё! – возмутилась я. – С меня хватит. Или вы рассказываете мне что к чему, или идите к своему профессору… изучать языки.
– Так и быть, – согласилась Люська, – только давай с дороги уйдём, – сказала она, и пошла вглубь леса. Мы с Настёной последовали за ней. Дойдя до большого ветвистого дуба, Люська вдруг, как настоящая обезьяна, в мгновение ока взобралась на него и уселась на большом суку, свесив ноги. За ней последовала и Настёна:
– Нам так привычней, – объяснила она, и, наклонившись, полушёпотом добавила, – да и не накажут, если застукают.
– Кто накажет? – испугалась я.
– Учителя, – так же полушёпотом сказала Настёна.
– Вам запрещают ходить по земле? – удивилась я.
– Не то, чтобы запрещают, – вступила в разговор Люська, – просто это не приветствуется. Они так и говорят: «Не приветствуется».
– Да расскажите вы толком, что у вас произошло, иначе мы так никогда друг друга не поймём.