Руки прочь, профессор

22
18
20
22
24
26
28
30

Мягкое шелковое кольцо девичьих губ, только-только пригубившее кипящую мою плоть, дразня расслабляется. Кончик проворного язычка шутливо толкает головку члена.

Да?

– Такие как она встречаются очень редко, – говорю, а язык медленно но верно тяжелеет. Все больше точек перед глазами. Все выше градус жара в моей крови.

А дрянь там под столом развлекается. Берет первый свой урок по искусству минета. Неторопливо проходится по нежной головке влажным своим языком. Осторожно вбирает её в рот…

То, что происходит, прожаривает меня насквозь. Потому что я не один раз представлял, как имею в рот одолевшую меня холеру. И что будет вот так, охеренно до самого предела, догадывался. С ней во всем так. Но что первый раз это случится во время моей рабочей беседы… Да еще и в такой форме, что нельзя отказаться.

Может… И хорошо, что нельзя…

Мне кажется, что её шевеления слышны, и совершенно по-дурацки щелкаю ручкой, чтобы на это отвлечь своего собеседника.

– Если ты действительно так считаешь, Юл, будь еще аккуратнее. В том, что ты действительно выделяешь одну студентку из толпы, не стоит сознаваться никому в этих стенах. Кроме меня, конечно, – задумчиво откликается Васнецов, и мне становится не по себе от его долгого взгляда.

Будто он на самом деле в курсе, что под моим столом сидит моя неизлечимая холера и беззвучно насаживается сладким своим ртом на мой член. Не успокаивается. С каждой секундой будто сильнее в раж входит. Хочет, чтобы я подыхал, вынужденно удерживая себя в руках. Мстит мне, явно. За первый раз в библиотеке, да и за все остальное.

Моя маска дрожит, трясется, все-таки держится на моем лице. Хотя честно говоря, оставаться в этом состоянии мне очень сложно. Никогда у меня не было такого…

Нет, точно её убью…

Каким-то чудом я умудряюсь не сойти с ума. Каким-то истинно невозможным усилием воли умудряюсь не сползти затылком на спинку кресла и не застонать от этого бесконечного кайфа. Отдаться с головой ощущениям, что дарит мне щедрая безумная холера. Но нет, нельзя, нельзя.

Разговор продолжается. Надо отвечать. Я и отвечаю. В основном коротко, почти односложно. Из-за кружащегося от происходящего мира, из-за требующих немедленно броситься в гормональный трип мыслей сложно разобрать адекватные слова.

Васнецов все смотрит, и смотрит, и смотрит на меня непонятным своим взглядом.

Холера под столом развлекается с моим членом без остановки. Дразнит. Лижет. Снова глубоко погружает в рот. Будто любимый леденец только сейчас развернула и дорвалась после двухмесячной диеты. Нет. Не стоит ей останавливаться сейчас. Ради того, чтобы она не останавливалась, я даже готов отсрочить её смертную казнь.

Наконец Васнецов поднимается, кивает, идет к двери.

– Труба зовет. Тем более, что сегодня новая англичанка должна прийти, я обещал с ней познакомиться.

– Иди-иди, – стараюсь говорить так, чтобы радость от ухода старого приятеля не перла изо всех щелей.

Наверное, не было в моей жизни более долгих двадцати секунд, чем то время, что Егор Васильевич шел до дери.

– Ах да, еще, – Егор останавливается, уже взявшись за ручку, прямо на меня смотрит, – мои двери открыты для любых нерешенных проблем. – Взгляд вниз, на стол. – От кого угодно.