Святые наших дней

Апостол Павел писал: «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия… Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих».

Проповедь отца Гавриила была «не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы». По человеческим меркам она была безумием. Да и что мог сказать людям человек, окончивший шесть классов школы? Но через этого необразованного человека, через этого безумца с людьми говорил Бог.

Характерно, что диагноз «шизофрения» в справке из медицинского учреждения подкреплялся ссылками на то, что больной верит в существование Бога, ангелов, дьявола, ходит в церковь, говорит о Боге, ангелах, иконах. То, что является неотъемлемыми составляющими христианского мировоззрения, с точки зрения советской психиатрии было проявлением безумия.

Четверть века спустя один монах из Америки, посещая отца Гавриила, спросил его:

– Правду о вас говорят, будто вы сожгли портрет Ленина?

– Да, – ответил он.

– Но почему?

– Я пастырь, и Бог доверил мне заботу о Его овцах. Они воздвигли идола и хотели, чтобы люди поклонялись ему. Это тип антихриста, похожий на человека или больше на зверя. Коммунисты хотели воздать ему почести, принадлежавшие только Богу. Я не мог допустить, чтобы это продолжалось.

О сожжении портрета Ленина, в свое время наделавшем много шума, он вспоминал так, будто это был какой-то комичный эпизод. Обладая незаурядным артистическим даром, показывал, как пробрался через толпу, миновал милицейский кордон, подкрался к зданию Совета министров и облил портрет керосином. С особым удовольствием рассказывал, как лопались лампочки вокруг портрета:

– Если бы вы видели, как они лопались: пух-пух, пух-пух! Только ради этого стоило это сделать.

После освобождения

Выйдя на свободу после семи месяцев пребывания в тюрьме и психиатрической больнице, отец Гавриил пришел в Сионский собор. Там его встретили с удивлением: не верили, что после сожжения портрета Ленина он мог вновь оказаться на свободе. Но служить ему теперь не разрешали.

Во второй половине шестидесятых годов он иногда жил в своем доме-храме, а иногда целые дни и ночи проводил на кладбищах. Там он питался подаянием:

– Пищу, достаточную для моего пропитания, мне давали на кладбищах. Родственники, приходившие с приношением для своих близких, угощали меня. Некоторые, увидев меня, сами подзывали и подавали, к некоторым же я шел сам, и они, увидев меня, ничего не жалели.

Ходил он зимой и летом босой, в нищенских лохмотьях. Только в храм на службу надевал монашескую одежду и крест.

Дом-храм, построенный старцем Гавриилом

Власти требовали, чтобы он снес свой домовый храм, и с этим требованием приступали к Патриарху Ефрему. Тот вызвал отца Гавриила и велел ему разрушить храм. Но отец Гавриил отказался:

– Как мне разрушить то, что построил во славу Бога?

Католикос настаивал, но отец Гавриил сопротивлялся. Тогда Католикос отлучил его от причастия. Отец Гавриил очень страдал от того, что не может приступать к Святым Тайнам, много молился и плакал. Он даже ходил пешком из Грузии в Россию, чтобы причаститься в одном из храмов Русской Церкви.

Архимандрит Гавриил с игуменией монастыря Св. Нины.