Обещание

Дэн улыбнулся им обоим и допил свой чай, но не мог избавиться от ощущения, что они… ну, в общем, потакают ему. Не воспринимают всерьез. Неужели он как-то неправильно все понял?

Спустя некоторое время он вытащил из сарая косилку, повернул голову и увидел, что они наблюдают за ним из гостиной. Мама помахала ему рукой, и он помахал ей в ответ. Это было хорошее, полезное дело, напомнил он себе, когда отец открыл заднюю дверь, чтобы показать ему, где лежит удлинитель. Определенно, дело, достойное его списка добрых дел. Он решил, что только ради этого можно вынести любую неловкость.

В это время в Чизвике Лидия изо всех сил пыталась сосредоточиться. Она работала в магазине недалеко от Хай-стрит. Здесь продавались мягкие подушки и покрывала, а также керамика, ксилографии и украшения местных ювелиров, и она обычно находила это место успокаивающим. Воодушевленная своим боссом Джонатаном, который всегда говорил ей, что, работая на него, она зарывает в землю свои таланты, она сама шила множество чехлов для подушек из мягкого твида или тканей «Либерти»[15], с принтами приглушенных расцветок, и всегда было что-то, что нужно было сделать, даже при таком малом числе клиентов, как сегодня. Но ее мысли продолжали кружиться вокруг вчерашнего телефонного звонка, и теперь, оглядевшись, она поняла, что ее охватывает отчаяние. Хватит ли этой работы, чтобы поддержать их, если Патрик решит изменить статус-кво? Неужели она вот-вот получит грубый и страшный финансовый пинок?

Лидия всегда любила шить, с самого детства. Еще в шестом классе ей предложили место в университете на факультете дизайна костюмов, и она тщательно изучала на курсе детали моделей — корсеты! пошив одежды! модную одежду и многие другие прелести — так долго и упорно, что даже сейчас помнила измятые, исписанные страницы в конспекте. Но когда ее мама, Элеонора, в том году заболела, школьная работа больше не казалась приоритетной, и, пока ее друзья продолжали учиться, Лидия проводила свои дни, упорно ухаживая за матерью, желая, чтобы ей стало лучше. «Конечно, я поправлюсь, — говорила Элеонора, сжимая руку Лидии. Ее пожатие было слабым, как у феи, едва заметным. — Как только я поправлюсь, мы отправимся в Австралию, чтобы отпраздновать это, слышишь? Я всегда хотела показать тебе мои любимые пляжи, мой город. Что ты думаешь насчет этого?»

Это было самое ценное предложение в жизни Лидии, но оно так и не осуществилось. Состояние Элеоноры ухудшилось, и она попала в больницу, а затем, всего через несколько недель, снова вернулась домой, потому что больше ничего нельзя было сделать. Она потеряла волосы, и Лидия садилась рядом с ней, охлаждая ее горячую лысую голову влажной губкой и поднося чашки с водой к потрескавшимся губам, чтобы она сделала глоток. Об учебе она больше не думала. Лидия даже не стала дожидаться результатов экзаменов, чтобы узнать, что она не поступила в университет. Она была так ошеломлена горем, что ее это больше не волновало. Казалось, ничто не имело значения по сравнению с потерей человека, которого она любила больше всего на свете.

Она много подрабатывала и всегда справлялась, работая в розничной торговле и некоторое время в качестве помощницы, прежде чем устроиться на любимую работу в центр искусств. Но, конечно, когда Лидия стала матерью, все это прекратилось, пока Джемайма не пошла в школу, а потом Джонатан предложил ей подработку. Сначала она обманывала себя — «эй, это тоже творческая среда, я работаю с художниками и, возможно, могла бы продвинуться, помогая выбирать новые произведения искусства для чьих-то полок», — но реальность оказалась куда прозаичнее; она проводила большую часть времени за кассой или направляла приезжих к метро. Когда Элеонора впервые приехала из Сиднея, Джонатан был лучшим другом ее мамы. Он делал все возможное, чтобы стать благосклонным крестным отцом, поощряя Лидию посещать вечерние занятия и возвращаться к образованию, но, в конце концов, ей пришлось быть прагматичной. Это все здорово, но как она может себе это позволить? И кто будет присматривать за Джемаймой? Все было не так просто, как он, кажется, считал.

Пересекая комнату, чтобы добавить новые товары на полки, Лидия заметила свое отражение в зеркале и пару раз моргнула, прежде чем застенчиво узнала себя. Обычно она носила яркие винтажные наряды, которые шила сама, но сегодня она намеренно выбрала более сдержанную одежду. Ее единственная и неповторимая черная юбка до колен, элегантная блузка оливково-зеленого цвета, аккуратные золотые «гвоздики» в ушах, черные туфли-лодочки. Она хотела выглядеть, как человек, который скажет: «По этому вопросу мне придется проконсультироваться с моим адвокатом», к которому отнесутся серьезно, если возникнут какие-либо разногласия.

Тут в магазин вошла женщина в стильном сером брючном костюме на высоких каблуках и сделала несколько покупок: одну из великолепных медных брошей Марты Макки[16] в виде лисы, гравюру Иво Кука с изображением летящих ласточек в рамке и полотняный абажур в стиле пятидесятых, с повторяющимся мотивом лодки, который нравился самой Лидии. «Прекрасный выбор», — сказала Лидия, тщательно упаковывая и пробивая покупку в кассе. Сейчас большинство людей расплачивались карточками, особенно когда общая сумма покупки превышала двести фунтов, как сейчас, но эта клиентка вытащила бордовый кошелек из крокодиловой кожи и начала отсчитывать толстую пачку банкнот.

— Десять, двадцать… — Она протянула Лидии деньги.

Магазин снова опустел, а мысли Лидии все возвращались к наличным, которые теперь лежали в кассе. Все, что на них можно было купить. Если бы она попала в совсем уже скверное финансовое положение, возникло бы у нее искушение начать прикарманивать наличные от таких, как сейчас, продаж, вместо того, чтобы проводить платежи через систему? Заметит ли Джонатан, если она немного позаботится о себе? Приближался его шестидесятый день рождения, и он был занят, планируя сложную вечеринку, поглощенный мыслями о коктейлях и нарядах. Было бы нетрудно протащить лишнюю сотню туда-сюда, если потребуется…

Дверной звонок снова зазвенел, вошел новый клиент, и Лидия вытянулась по стойке «смирно», в ужасе от того, что ее мысли приняли такой недобросовестный оборот. Она всегда гордилась своей честностью; никогда в жизни ничего не крала. Что, черт возьми, с ней не так? Была ли перспектива встречи с братом Патрика причиной такого странного поведения? Если так, то чем скорее все закончится, тем лучше.

Вернувшись домой после встречи с родителями, Дэн поймал себя на том, что смотрит на собственный сад, особенно на все еще маячивший там мертвый платан. Всякий раз, когда он, как сейчас, входил на кухню, его взгляд устремлялся к нему через окно, больные ветви дребезжали, как кости на ветру, безжизненные и безлистные. Насмешка. Его следовало срубить и убрать еще в феврале, с Патриком, как и планировалось, но… Ну, события и все такое. События.

Он стоял почти здесь же, когда Зои позвонила утром после их с Патриком последней ночи в пабе. Он уж было решил не отвечать, когда увидел, как ее имя высветилось на экране телефона, закатил глаза при мысли о том, как это глупо со стороны брата — заставить жену позвонить и извиниться. «Патрик чувствует себя очень плохо из-за того, что произошло…» Но это все равно ничего бы не изменило. На этот раз Патрик зашел слишком далеко. Но оказалось, что она звонит совсем по другому поводу.

«Извини за беспокойство, Дэн, но не мог бы ты попросить моего мужа перезвонить мне, пожалуйста? — попросила она. — Не сейчас, конечно, если он орудует электроинструментом или взбирается на дерево, но в какой-нибудь подходящий момент. Он не отвечает на звонки».

Дэн фыркнул, догадываясь, что Патрик, должно быть, застрял по дороге в пробке. Ха. Он бы поплатился, если бы брат как ни в чем не бывало постучал сейчас в дверь. На самом деле ему повезло бы, если бы он сбежал без ран от бензопилы, учитывая то настроение, в котором до сих пор пребывал Дэн. «Его здесь нет», — коротко ответил он.

«О, — сказала Зои. — А когда он ушел? Знаешь, я думала, это займет у вас больше времени. Тогда ясно. Может, поэтому он и не отвечает. Твой сад теперь выглядит получше?»

Дэн понял, что они говорят о разных вещах, и нахмурился. «Нет… Я имею в виду, что его здесь вообще не было. Прошлой ночью он не остался».

На мгновение воцарилось озадаченное молчание, затем они оба заговорили одновременно. «Значит, он не…» — начал Дэн.

«Здесь его тоже не было, — одновременно сказала Зои. Замялась, нервно рассмеялась и спросила: — Так где же он провел ночь? Или мне не следует об этом спрашивать?»

«Он… Ну, я думал, он пошел к тебе», — сказал Дэн. Это, по общему признанию, придало происходящему новый импульс. Куда делся Патрик?