– Ясненько… А за что тебе десять горяченьких всыпали?
– Откуда вы все там про нас знаете? – удивился я, сев на траве так, чтобы не чувствовать последствий вчерашней экзекуции.
– От верблюда! Я же почтальонила и от вашей двери почти не отходила, чтобы про Ыню дослушать. Чем закончится, скажи, будь человеком!
– Они поженятся.
– Я так и думала. А богатырям разводиться можно?
– Нельзя, – ответил я и заметил, как бледная, почти зеленая Ассоль, брезгливо оттолкнула Федора, пытавшегося ей что-то сказать.
– Это хорошо, – вздохнула Нинка. – Мама говорит, при Сталине за развод в тюрьму сажали.
– В семейную камеру. А у них, по-моему, ночью что-то произошло. – Я кивнул на Амбала и Вилену.
– У них в последнюю ночь всегда что-то происходит. Кто-то ссорится, кто-то – наоборот… – Она незаметно показала на Голубя и Эмму Львовну.
– Врешь, он ей в сыновья годится!
– Ну и что? Любви все возрасты покорны.
– Да ну тебя. Эмаль – солидная женщина…
– Ага, видел бы ты, как эта солидная женщина хихикала, когда они на дело пошли.
– Какое дело?
– Пастой вас мазать – вот какое! Сильно же вы их за смену достали! Только ты никому не говори!
– А Лемешеву?
– Никому. У нас с тобой может быть хотя бы одна тайна на двоих?
– Может.
И тут я понял, откуда у Голуба оказался лишний тюбик для Поступальской, помешанной на белых зубах. Значит, у них с Эммой замысел нас перемазать возник давным-давно. Ну и ну!
Игорь Анатольевич и медсестра, накренившись, принесли большой бидон. Дети, от безделья начавшие всухомятку жевать дорожные пайки, потянулись на водопой. Повсюду валялась белая шелуха и трещала проверяемая на прочность скорлупа. Состязание увлекательное, и главный секрет в том, чтобы ладонью обхватить яйцо как можно ближе к острому, боевому концу и хряснуть противника опережающим, чуть скошенным тычком. А поскольку в лагере яйца дают на завтрак регулярно, хитрости этого соревнования отработаны до мелочей.