– Теплового удара в последний день мне не хватало! – Зинаида Николаевна из-под руки с ненавистью посмотрела на солнце, пылавшее в безоблачной синеве.
– Маленьких надо увести в тень! – приказала Анаконда. – А лучше посадить в автобусы!
– ГАИ выехало! – доложил, примчавшись, Виталдон.
– Да что ж такое! Скажи этим влюбленным пингвинам, чтобы не выясняли отношения на глазах у детей! Развели тут шекспировский бардак! – Директриса гневно кивнула на Ассоль и Амбала, продолжавших ссориться.
– Сию минуту, – подхватился Виталдон.
И я отчетливо понял, что в следующем году старшим вожатым ему не быть.
36. Она проснулась!
Тем временем, перебив и съев почти все яйца, отъезжающие пионеры предались занятию, вошедшему в моду совсем недавно: на память расписывались на пионерских галстуках и даже оставляли на них друг другу пожелания. Когда я начинал ездить в «Дружбу», такое безобразие даже в голову никому не приходило. Во-первых, новый галстук взамен утраченного можно было раздобыть только в школе у старшего пионервожатого, сдав заранее 75 копеек. А при выдаче обновки дня через три он еще спрашивал наизусть клятву, напечатанную на обороте тетрадок: «Я, Полуяков Юра, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…» С недавних пор галстуки можно купить в «Детском мире» или в магазине «Пионер» на улице Горького. Лида, узнав об этом, возмутилась: «Безобразие! Так скоро и партбилеты в магазинах начнут продавать!» Тимофеич в ответ лишь хмыкнул. Во-вторых, чернилами, перьевой ручкой или самопиской, на шелке нацарапать ничего толком нельзя, острие цепляется за материю, а буквы разбухают до неузнаваемости, как на промокашке. Но зато теперь, когда появились замечательные шариковые стержни, настала новая эра: паста не расплывается даже на марле – пиши на чем хочешь!
– Черкни мне что-нибудь, а? – Нинка сняла и расстелила на крышке чемодана свой чистенький, как у всех девчонок, алый треугольник. – И я тебе тоже что-нибудь напишу! Давай, а!
– У меня нет ручки…
– У меня есть!
Она придерживала шелк пальцами, а я быстренько накорябал первое, что пришло в голову: «До новых встреч!» – и затейливо расписался.
– Двадцать копеек! – оценила Краснова мой росчерк.
Похвалу я заслужил, так как долго оттачивал и совершенствовал автограф. В школе, сдав до срока контрольную, я обычно от нечего делать покрывал страницы черновой тетради загогулинами, ища свой неповторимый стиль. В отличие от простеньких учительских росчерков в дневнике справа от отметок, моя завитушка напоминала виньетку, которую я подсмотрел в витрине, когда наш класс водили в Музей Пушкина на Кропоткинской. А какие там дуэльные пистолеты! Закачаешься! Так и хочется крикнуть: «К барьеру!»
– Тебе-то написать что-нибудь? – обидчиво спросила Краснова.
– А как же!
Я развязал и без сожаления отдал ей свой потрепанный, запятнанный галстук, который и так собирался менять. Нинка, посопев, нацарапала:
«Свиданье близко! Вот расписка».
Надо отдать должное – фамильная закорючка у Красновой тоже выглядела неслабо, она явно тренировалась. Но почерк…
– С кем свиданье? – уточнил я.
ebooksa