Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

Место для лагеря выбрали удачное. Слева от петляющей дороги простиралась огромная, в несколько акров, площадь пустующей земли. Совсем недавно она зеленела, а сейчас на поверхности тут и там торчали тоненькие жидкие пожухлые веточки рапса: все, что осталось после сбора урожая. Поле было настолько большим, что край его терялся, уходя на север до самой линии горизонта. С запада к нему подступал лес в окружении гор. Справа от дороги шел спуск к реке. Здесь почва была каменистая, скупая, и к концу августа превращалась в каменную твердь. Берег реки считался опасным для конного: огромные валуны подступали к самой воде. Чтобы животные не ломали ноги, для них в наиболее удобном месте еще в период обучения Соджуна расчистили спуск. Капитан, сидя верхом, приметил это место и улыбнулся. Крепкие парни, среди которых был и он сам, навалились на валуны, растолкали и откатили их в сторону. Все тогда вымокли до нитки. За годы дорожка к реке в этом месте стала утоптанной и более широкой. Видать, не один десяток ног спускался здесь к воде.

Наскоро перекусив тем, что было прихвачено из дома — полевая кухня только обустраивалась — студенты разбили лагерь: натянули полог для лошадей, поставили палатки. И в этой деловитой суете, царившей в лагере, Соджун гордился сыном. Чжонку одинаково хорош был и молотком, и с топором, и с веревками. Он сам справлялся неплохо, но тут к нему подошел студент и начал помогать. Чжонку глянул на него и промолчал. Вдвоем они быстро поставили палатку.

— Слышал, что ваш сосед заболел и не поехал, — обратился молодой янбан, — я же только что восстановился и еще не знаю, с кем буду делить комнату. Вы не станете возражать, если я буду вашим соседом на это время?

Чжонку глянул на молодого человека. Тот был старше его на два года. Высок, плечист и хорош собой даже на мужской взгляд: узкое, вытянутое книзу лицо и большие глаза. В отличие от Чжонку он уже собирал волосы в пучок на макушке, да и на голове его красовался кат[1] — признак совершеннолетия.

— Если вас не стеснит мое общество, — ответил Чжонку и поклонился старшему.

— Тогда давайте знакомиться. Ли Мингу. Я третий сын чиновника второго ранга Палаты Церемониала Ли Чжухо.

— А я Ким Чжонку, единственный сын своего отца, капитана магистрата Ким Соджуна.

И молодые люди поклонились друг другу. Если бы они заранее знали, во что выльется это знакомство, то Чжонку лучше бы подхватил холеру, а Мингу — остался бы в провинции еще на пару лет… Но людям не дано знать грядущее, поэтому юноши стояли и улыбались друг другу.

Мингу сразу приметил, что Чжонку сторонятся многие. Даже ел он в одиночестве. Тогда Мингу подсел к новому товарищу со своей чашей риса и затеял разговор ни о чем. Был он человеком открытым и быстро понял, что Чжонку неболтлив и серьезен не по годам. Когда старший предложил разговаривать неформально[2], сын капитана неодобрительно покосился на нового знакомого. Ему проще было сойтись с одногодками, но по какой-то причине Мингу этого не делал. Да и знакомых у него здесь вроде как и не было. Чжонку не пересек черту допустимого и продолжал говорить «вы» старшему товарищу. До одного случая.

Ким Ынкё, Син Дэгу, Сон Ынчхоль тоже были здесь. В академии в окружении учителей и других студентов эта троица не могла достать наглого выскочку Чжонку. Здесь же случаев позлить и раззадорить наглеца было предостаточно. Они понимали, Чжонку не побежит жаловаться отцу — гордость не позволит, поэтому действовали нагло и почти открыто.

Началось все довольно безобидно. Пока Чжонку умывался на реке, Дэгу пробрался в пустую палатку и вылил ведро воды ему на постель. Ынкё стоял на страже и, заметив приближающегося Мингу, дал сигнал товарищу. Парни убежали, а потом долго выглядывали из-за укрытия, чтобы увидеть реакцию Чжонку. Мингу приметил парней, но не придал значения, пока Чжонку не обнаружил залитую постель. Старший товарищ смотрел на лицо юноши, не выражавшее никаких эмоций, и молчал, припомнив убегавших студентов.

— Что это? О, да у тебя постель мокрая. Ложись со мной. У меня слишком заботливая мать, она мне дала просто гигантское одеяло, — усмехнулся Мингу. Он быстро скрутил постель товарища и вынес из палатки.

Кто-то крикнул со смехом:

— Эй, ты что постель обмочил?

Мингу поднес палец к губам.

— Тише! Вдруг господин капитан услышит! Эх, если б обмочился не было бы так жаль! Это пятно, — и тут он покрутил головой, будто опасаясь, что это может услышать кто-то из старших, — из-за пролитой выпивки! Руки затряслись и вот вам результат!

Отпрыски знати, окружившие его, переводили глаза с него на мокрый тюфяк, который Мингу пристроил на ветке дерева. Они могли не верить, но то, как говорил этот студент, убеждал в правдивости его слов.

— А еще есть? — вдруг кто-то тихо спросил.

Мингу улыбнулся и, подставив палец к губам, загадочно сказал:

— Может, есть, а, может, нет.