Любовь и проклятие камня

— Отец…

Капитан, удостоверившись, что все в порядке, выдохнул и похлопал сына по плечу.

— Проказа — страшная хворь. И лекарства от нее нет. Доктор Ан не просто так жил вдали от людей, — сказал Соджун. Чжонку вздохнул и кивнул.

Тело доктора облили маслом, которое привезли ему в подарок, затем накрыли ветками и подожгли. На дым к мужчинам, совершавшим погребальный обряд, выехала Елень с детьми. Она стояла с посеревшим лицом и молчала, глядя, как огонь пожирает то, что некогда было человеком. Великим человеком! Доктор Ан сделал так много за свою недолгую жизнь, а сколько бы еще мог сделать!

Соджун, заметив ее, подошел и взял за руку. Женщина вздохнула и прислонилась плечом к капитану. Тот обнял ее за плечи и вздохнул. Утешать иначе он не умел.

Когда огонь погас, тело столкнули в неглубокую яму, которую выкопали до сожжения, а потом сверху присыпали землей и из камней сложили могильный холмик. Вся еда, которую везли несчастному отшельнику, пошла на поминальный обряд. По словам капитана, доктор умер дней десять назад, не больше.

Потом все вместе вернулись к домику, и Елень, глянув на Соджуна, кивнувшего ей одобрительно, занесла рис и муку в запретный круг.

— Пусть не он, так другой, такой же нуждающийся возьмет эти продукты, — проговорила госпожа.

Соджун занес короб с лекарствами в дом и поставил у двери, а потом подпер дверь снаружи.

— Вы правы, госпожа, — того, кто нуждается, проказа не напугает.

И с тяжелым сердцем все повернули в Ханян: устраивать поединки в такой скорбный день не хотелось.

Капитана обратно перевели в королевский магистрат в подчинение Син Мёну, и там он вновь встретился с Чхве Хёну. Старый товарищ поклонился, увидев капитана. Соджун поклонился в ответ, на этом все. Начальник стражи посмотрел на них и промолчал.

А потом в город пришел сезон дождей. У Чжонку и Хванге начались каникулы, и они осели дома. Капитан обучал обоих воинскому искусству. Мингу и Ынчхоль безвылазно пропадали в доме исторгшегося из рода. Соджун сначала хотел спросить одного, и другого, а как родители парней на это смотрят, да удержался. Те проболтались сами. Ответ насмешил капитана. Возможно, родители и были против того, чтобы парни приезжали сюда, да вот только дома Мингу говорил, что поехал к Ынчхолю, а тот врал, что обедает у Мингу. Отваживать их Соджун не хотел по одной причине: проводя время с друзьями, Чжонку не подходил близко к Сонъи, да и та носа из дома не показывала, пока молодые господа были в поместье.

Соджун знал, что влюбленные дети не нагрешат. Он прочитал это в глазах сына еще в день совершеннолетия. Знал, что тот не обронит чести семьи. Но капитан видел, как повзрослевший мальчик смотрит на тоненькую девочку, вошедшую в самую пору расцвета женской прелести и красоты. Соджун помнил в этом возрасте Елень и находил в облике Сонъи черты матери. Та же улыбка, тот же поворот головы, осанка, только взгляд был иным. В медовых глазах плескалась беззаботная юность. Елень смотрела иначе даже в шестнадцать лет.

Как только сезон дождей миновал, город стал готовиться к приезду послов из Мин[2]. Если послы увидят юного отрекшегося короля, сидящего по правую руку от своего дяди, смиренно принявшего власть, они донесут об этом императору, и тогда все будет хорошо. Но если послы заметят или заподозрят новоиспеченного короля в узурпации, в Чосон войдет армия Мин, чтобы свергнуть лже-короля. Предстоящий прием был так важен для принца Суяна, что он не скупился ни на что. Этот умный, хитрый человек понимал: приезд послов может послужить хорошим поводом для восстания мятежников, отторгавших власть второго сына Седжона Великого. Он готов был сослать своего брата Гымсона подальше с глаз, но это могло вызвать подозрение у послов. Поэтому король Седжо вынужден был пригласить и брата Гымсона, и принцессу Гёнхе с супругом ко двору. Их присутствие было обязательным. Так важно было показать дружную королевскую семью, живущую в ладу и мире. Вот только стоило ли рассчитывать на хороший исход? Принц Суян очень боялся этого приема. Ему нужно было обезопасить себя.

Стражу усилили, однако оружных к площади перед дворцом Кёнбоккун, где под навесами были накрыты столы для пира, не допустили. Единственным вооруженным человеком был личный охранник короля Седжо. Этого охранника король выбирал долго и кропотливо. Этот человек должен был служить при дворце многие годы, хорошо бы, если он служил верой и правдой еще отцу принца Суяна, Седжону Великому. Такой выбор доказывал бы правомочность перехода власти. С выбором стражника нельзя было допустить ошибки.

Соджуну с его отрядом отвели охрану перед входом во дворец Кёнбоккун. Капитан провожал глазами вельмож, спешащих на прием. Красно-синей толпой они прошли на территорию дворца. Сегодня капитан, как и его подчиненные, не имели права кланяться чиновникам. Каждый из тех, кто шел твердой, но обреченной походкой, мог нести оружие. А шли господа по-разному: кто-то едва волочился, от стыда не поднимая головы; кто-то шествовал размашисто, важно, пряча довольную улыбку в усах; кто-то оправлял одежду и приставал к идущим рядом с вопросами (этот прием был для них в новинку). Соджун провожал взглядом чиновников и вздыхал. Столько крови было пролито ради этого дня. Капитан только не понимал одного: зачем чиновников и ученых призвали во дворец так рано? До официального приема было еще предостаточно времени. Но в таких случаях вспоминал, что он обычный солдат и вопросы задавать не должен. Его стезя — подчинение. Поэтому он положил руку на рукоять меча и внимательно следил за каждым проходящим мимо него вельможей.

Елень играла с сынишкой Гаыль. День был теплым и почти безветренным. Малыш за минувшие два месяца заметно подрос и норовил вытащить руку из пеленок. Елень гулила над ним, положа ладонь на суетливые ручки ребенка, тем самым не позволяя их вытащить. Малыш упирался, хмурил бровки, но не плакал. Его мать развешивала белье на веревке и что-то напевала под нос. Сонъи нарезала на сушку фрукты, и запах свежих яблок разливался по всему поместью. Чжонку и Хванге вместе с Ынчхолем и Мингу побежали на площадь. Им хотелось увидеть своими глазами процессию послов из Мин. Ынчхоль сказывал, что видел вчера одного, и показался тот очень странным: и смотрел не так, и говорил иначе. Мингу с Чжонку подняли друга на смех, и тот даже немного обиделся.

Елень утешало одно: если послы смогли благополучно добраться до Ханяна, значит по дорогам можно будет проехать до провинции Чолла, где находилось родовое имение Соджуна. Оставаться здесь и дальше не было смысла.

Солнце повернуло к вечеру, как во двор влетели взмыленные дети. Хванге придержал створку, а Ынчхоль и Мингу втащили сопротивляющегося и вырывающегося из их рук Чжонку. Елень подскочила, кликнула Гаыль, передала ребенка и поспешила к детям, которые не пускали кричавшего Чжонку к воротам. Увидев Елень, парни поклонились и замолчали. Страх скатился ледяным горохом по спине женщины.