Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

Елень хватило одного взгляда, чтобы все понять.

Отряд идет за ними.

И он идет покарать.

За что? За счастье вопреки всему? За желание быть счастливыми? За что?

— Надень бронь, — проговорил капитан, извлек из вощенного мешка кольчугу и протянул Елень.

Женщина глянула на сплетенную из жестких колец рубаху, и холодок пробежал по спине. Это не игра. Предстоит бой. Умереть самому или убить другого — третьего не дано. Елень взяла кольчугу и даже охнула от неожиданности: весил доспех не менее трети пуда. Соджун помог госпоже облачиться, затянул ремень, а в глаза старался не смотреть. Стыд выжигал сердце: как ни старался капитан, а так и не смог сделать Елень, эту удивительную женщину, счастливой. Но тут щеки коснулась узкая ладошка, капитан вскинул глаза. Елень шагнула и поцеловала жесткие губы — Соджун не успел ответить.

— Не переживай заранее, может все разрешится, — сказала она и улыбнулась.

Капитан усмехнулся и полез за своим доспехом.

Сидеть в засаде лучше, чем нарваться на нее. Соджун давно знал это. Лошадей отпустили. Елень прижималась лбом к морде своей кобылицы и что-то шептала. Та словно выслушала, все поняла и всхрапнула, тряхнув головой.

— Они вернутся, если мы позовем, — сказала женщина, провожая глазами лошадей. Соджун промолчал.

Для засады выбрали неплохое место: с одной стороны к нему подступал гребень холма, откуда, вооружившись луком и стрелами, можно было легко перестрелять всех преследователей, как куропаток в загоне, а с другой был овраг. Правда, спасаться в нем Соджун не рискнул бы: спуск был настолько крут, что разбиться не представляло труда. Но он и не думал вступать в бой с воинами Хёну, ведь некоторых знал лично. Бывало, и спину друг другу прикрывали, как воевать-то? Капитан собирался договориться. Устроившись на гребне, Елень и Соджун затаились. Осталось лишь дождаться воинов.

Здесь, внизу, в густом перелеске, который прорезала утоптанная за века дорога, было темно, и с каждой минутой темнело все больше.

— Может, они остановятся на ночлег? — спросила тихо Елень.

Соджун, натягивая тетиву на своем луке, лишь хмыкнул:

— Хёну думает догнать нас. Он уверен, что за тем поворотом увидит нас и повозки.

Елень усмехнулась, щелкнув послушной тетивой:

— Экое разочарование! А мы не за тем поворотом, а за этим. И без повозок.

Соджун глянул на нее, едва угадывая любимые черты в темноте, поглощавшей лес. Женщина улыбнулась и притаилась, пододвинув ближе колчан со стрелами.

Время потянулось. Капитан уж было подумал, не разбил ли Хёну лагерь по ту сторону холма, который огибала дорога, как тьма вдруг задрожала и, словно испугавшись, начала отступать, разливаясь густыми чернилами по кустам, и вскоре на дороге появились всадники с факелами в руках. Освещенные ярким светом, они двигались все так же друг за другом. Когда последний из десяти оказался перед глазами притаившихся беглецов, Соджун, не боясь быть увиденным, встал в полный рост и, натянув лук, выстрелил. Стрела, коротко гуднув в воздухе, по оперение воткнулась в землю прямо перед конем Хёну. Испуганная лошадь, взвилась на дыбы — Хёну едва успел натянуть поводья. Ехавшие за ним воины и вовсе ничего не поняли, все ближе подъезжая к засаде. Но командир вдруг прикрикнул на них, а сам кое-как усмирил взволнованное животное. Вскинул глаза на гребень, откуда прилетела стрела. Его лицо, прекрасно освещенное светом факелов, что держали некоторые воины, исказила гримаса неприязни.

— Эй! Ким Соджун! А ты все-таки трус! — прокричал он, поглядывая на утопающий в темноте гребень.