– Твой Яшка опять пьяный! – с хохотом и насмешками, окружила Якова толпа ребятишек.
– Ну, как, Яков Спиридоныч, хорошо накупался в грязи-то! – подзуживали они над Яковом. В ответ на это он громко высморкался и обтирая с лица грязь ладонью возразил:
– Я вовсе и не в грязи купался, а в чистой воде.
– Давайте отнесём его в озеро в отмочку, а то его старуха в таком-то виде не узнает, – предложил ребятам Панька Крестьянинов.
– Я вам отнесу! Стерва! Брысь с моих глаз супостаты, – ворчливо цыкнул Яков на ребятишек и как ни в чём небывало, качаясь побрёл к своему дому, запев свою любимую песню «Бывали дни весёлые – гулял я молодец!» …
– Фектинья! Встречай! – гаркнул Яков во всё своё горло.
Но Фектинья и не думала встречать своего пьяного мужа. Зная, что он и без встречанья придёт домой и начнёт куролесить. Живёт Фектинья за Яковом, как за каменной стеной. Зря он её не обижает. В молодости, по примеру отца, носил Яков свою Фектинью «на-горошках» в мазанку, где они спали по ночам, спасаясь от мух и клопов, которых в избе-то была целая уйма. Вот и в этот раз, не выходя из избы видела Фектинья, как её муженёк валандается в грязи, но на выручку не вышла, а тайно наблюдала в окошко. Потом она рассказывала Устинье Демьяновой:
– Гляжу в окошко, а он гомозится на дороге в грязи, ну думаю, раз напился, то и выкарабкивайся сам! Тащить я тебя из бездны не стану. А он вскорости выбрался из лужи-то и домой прётся. Гляжу, а он расхлабянил дверь настеж и ввертывается в избу и возглас подаёт: «Встречай!». А сам грязнющий, как свинья! Я Грязь-то с него, едва косырём отскоблила.
Не успел Яков Спиридонович, как следует остепениться, как к нему в дом, куражисто вломился, подвыпивший, Алёша Крестьянинов. Яков его выгонять, а он незваным гостем опять в дверь ломится, словно кто рад ему. Пришлось Якову рассердившись, применить к Алёше силовой приём, вложить ему как следует и напоследок с грохотом чебыркнул его с приступков крыльца, чтоб впредь не повадно было. Потом Яков, об этом случае рассказывал мужикам.
– Я, сначала-то, с ним честно! Говорю ему: «Дурману, что ли ты наелся, ты свою дурь брось!», – а он одно своё лезет! «Ну какого дьявола тебе надо!?». А он говорит: «Мы с тобой Яков Спиридонович, сродники! Поднеси мне – угости!». Ну и пришлось такого сродничка «угостить» как следует. Столкнул я его с крыльца, так удачно, что он своей спиной все ступеньки пересчитал. А теперь, когда опомнился «крёстным» меня называет. Чует, что я его «угостил» за дело.
Не обошлось, без очередного калабродничества и у Митьки Кочеврягина, побывав в гостях у тестя, он в сильном хмелю выбравшись на улицу, горланил во всю улицу: с кем бы подраться! Охотник (тем более под пьяную руку) нашёлся. Шёл по дороге мимо подвыпивший Николай Ершов. Вспомнив Митькину обиду, смекнув, что случай отомстить ему подвернулся, он злонамеренно подошёл к Митьке сзади.
– Это ты напрашиваешься отведать моих кулаков фунтовиков? – вызывающе спросил Николай Митьку
– Хрен тебе в правый глаз, чтобы левый не моргал! – скороговоркой проговорил обернувшись к Николаю Митька. Тогда, не говоря ни слова, Николай размахнувшись сильно ударил Митьку по боку. Завязалась драка. Но слаб хилый Митька, против кряжистого Николая. Драка закончилась тем, что из Митькина носа, на вмятую ногами землю закапала кровь. Николай, трубя победу, с самодовольством удалился, а Митька, крикливо ругаясь, угрожая с досады разодрал на себе рубаху, до самого пупка.
Разбушевавшегося Митьку в избу вволокли втроём: жена Марья, мать, и его брат Колька.
– Напоролся до свинства, а теперь ломаешься и вычупендриваешь из себя! Свою дурь показываешь!? – упрекала его осмелевшая и обозлённая своей судьбой жена Марья.
– Кольк, крути ему руки, а я верёвку возьму! Давай ею свяжем!
И одолев сопротивление Митьки, они связали его лопатной верёвкой.
Митька, поняв, что в семье появились сильные Колькины руки, решил про себя: «Эту пьяную кутерьму надо бросать!».
– Да твоему-то пьянству будет, когда конец-то или нету! И когда ты, только, досыта напорешься или уж до смерти опоришься! Развязал бы мои ручонки – вот до чего надоел ты мне со своим пьянством! – укоризненно наговаривала Митьке, Марья, измучавшаяся в своей недолгой замужней жизни, глядя в упор на связанного мужа, у которого на окровавленном носу бродили мухи.
В ответ Митька, что-то пьяно и бессвязно бормотал.
ebooksa