И это не могло быть случайностью.
Кровь Древних Богов должна была оказаться в месте решающей битвы. И это должна быть не просто кровь в жилах кого-то из их племени, нет. Тогда его матери — Лаувейе — не было б никакой нужды в таких ухищрениях.
Значит, кровь тоже была оружием.
Хаген меж тем медленно пятился, отражая чары мессира Архимага. Это были настоящие чары, высшие из высших. Голубой Меч рубил их, разрушал, обращал в хаотически смешанные обрывки; шаг за шагом тан отступал медленно, но верно выманивая милорда мэтра на себя.
Маги Долины пятились. Они, похоже, всё никак не могли поверить, что вместо дисциплинированной и исполнительной воительницы Райны против них и впрямь оказалась древняя валькирия, свидетельница всех эпох этого мира, видевшая своими глазами то, о чём они сами лишь читали в исторических трактатах.
Тем более, что самых сильных чародеев тут в толпе не оказалось. Ирэн Мескотт небось помогает раненым, Эрреас Трагне тоже, если, конечно, не свалился поспешно в обморок от всех треволнений. Не было здесь и большинства боевых магов; их, впрочем, и так оставалось немного.
И всё-таки длить это было нельзя. Райна держалась, как могла, давила, сияющий золотом призрачный щит отразил очередную молнию — она хлестнула по недальнему особняку, и тот раскрылся, развалился, словно взорвавшись изнутри. Взметнулись языки пламени, кто-то из магов испуганно заверещал — небось, сам незадачливый хозяин.
Но дело пора было кончать.
— Игнациус! Отпусти её и, клянусь, я оставлю тебя жить!
Ответа не последовало.
Хаген уже оказался за развалинами ограды, он отступал, по обе стороны нарядной улицы вспыхивали дома, рушились изящные башенки, со звоном вылетали огромные окна с вычурными витражами.
И это, как ни странно, подействовало на магов куда сильнее, чем все отражённые валькирией чары.
Кто-то из них бросился спасать собственное имущество, кто-то пытался поставить щиты, уберечь Долину от разрушения; кто-то взывал к «милорду мэтру» — впрочем, безо всякого успеха. Но применить что-то поистине разрушительное здесь, в своём доме, они так и не решились.
Двое против всей Долины. Даже против двух Долин, потому что мессир Архимаг стоил всех здешних чародеев, вместе взятых.
Валькирия отразила сияющим клинком очередное заклятье.
Вот Игнациус как-то по-особенному сложился, фигура его замерцала, точно маг пытался исчезнуть из реальности; на хединсейского тана со всех сторон обрушились настоящие водопады силы — сырой, неоформленной, дикой магии, в которой, подобно скорпиону в густых зарослях, скрывались чары истинные, убийственные; поток перегрузит и заставит лопнуть отпорную сферу — непробиваемых защит не существует, — и потом ядовитое жало довершит дело.
Голубой Меч яростно засверкал, с невообразимой скоростью чертя перед таном руну за руной.
Те самые руны, что некогда выкладывала во льдах Большого Хьёрварда хекса Лаувейя — с некоторыми изменениями. Те самые руны, что она передала сыну в день Рагнарёка, прощальный подарок матери. Руны разрушения, гибели и распада, которыми и должно было встретить последний день мира.
Кто-то из магов вскрикнул, указывая — голубая сфера вокруг тана стремительно раздувалась, росла, покрывалась узором причудливых угловатых письмён, разом и знакомых, и совершенно чуждых. Вот она задела особняк досточтимого Эрреаса Трагне — и тот разом просел, выдохнув пламя всеми без исключения окнами. Вот снесла половину оранжевого шедевра — гильдейского клуба парфюмеров, с его восемнадцатью тонкими башенками.
— Гасите! Гасите! — всё дружнее кричали среди магов. О Райне они как-то враз позабыли.