Ничего «тянущегося» от самого Спасителя. Не нуждался Он в подобном, и думал, и строил дело своё совершенно иначе, чем строили бы его обычные маги, даже самые могущественные.
Ибо Он умел быть разом всюду, в каждой из своих церквей, всюду, где Ему искренне поклонялись.
Церковь! Церковь, а не Спаситель в каком-то (не слишком-то близком) Хедебю была источником неупокоенности. Никаких «нитей» не было, потому что Спаситель в них никогда не нуждался. Ему достаточно было отдать один-единственный приказ.
Церковь источала… нечто, Горджелин никогда не сталкивался с подобным. Приснопамятная Орда, штурмовавшая Эльфран, не шла ни в какое сравнение с неупокоенными, подъятыми волей Спасителя.
Это была сила, но странная, дикая и непонятная. Совсем не такая, к какой привык Горджелин — или любой иной чародей. Не та сила, что извергали в сущее три Источника: Урд, Кипящий Котёл и Источник Мимира. Не та, что давала жизнь тому, что, по замыслу Творца, должно жить.
Это была сила сама в себе, сила — что, неужто творимая самим Спасителем, спрашивал себя Горджелин, чувствуя, как по спине скатывается пот. Он, Снежный Маг, ощущал нарастающий ужас.
Спаситель есть сам по себе Источник. Источник собственной силы, собственной магии — называй, как хочешь.
И каждая Его церковь, каждый Его образ по желанию самого Спасителя обращались в подобные же источники.
Конечно, доказать это строго Горджелин сейчас не мог. Однако модель эта казалась подходящей, во всяком случае, объясняла отсутствие классических связей между разупокаиваемым погостом и тем, кто управлял этим.
Само собой, происходили и случайные разупокаивания, когда какие-то события провоцировали их, случались и более хитроумные попытки некромантов подъять мертвяков без оставления следов, типа сброса на кладбище совершенно определённым образом свёрнутой и снабжённой соответствующими чарами силы; но сейчас, конечно, было совершенно иное.
Сожжённые без остатка, до чёрного пепла, костяки, изрубленные в кровавую кашу зомби восстанут вновь, если сила Спасителя пребудет здесь.
Снежный Маг попытался, как мог, перекрыть эту струящуюся мощь, отрезать от неё останки неупокоенных — и не преуспел. Классические чары разрыва или разъятия не работали, скользили по поверхности потока, словно стрелы по идеально отполированной броне. Не за что зацепиться, не во что вгрызться.
Зато защищаться Спаситель умел, даже пребывая невесть как далеко от места событий.
Снежного Мага согнуло, скрутило жгучей болью, внутренности вспыхнули, как будто он глотнул жидкого огня. В глазах всё закружилось, затем потемнело. И Горджелин Равнодушный, сын Истинной Чародейки Фелосте, проживший множество веков, почти рухнул наземь, тяжело дыша. Ноги не держали самым натуральным образом, из носа шла кровь, руки тряслись так, что посох выпал и валялся на земле самой обычной палкой.
— Отец! — Лидаэль кинулась к нему.
— Церковь, — хрипло выдавил наконец он. — Церковь… источник. Она… подъемлет!..
Полной уверенности не было, но в таких делах всегда что-то приходится оставлять интуиции.
— Церковь? — дочь быстро оглянулась. Аратарн стоял с секирой наготове, однако новых неупокоенных пока не появлялось. — Мы ж их перебили!
— Под… поднимутся. — Каждое слово давалось с жутким трудом.
Прежде, чем Горджелин договорил, его дочь, коротко размахнувшись, отправила в двери церквушки простой, но весьма мощный огнешар. Пламя вырвалось из узких окон, тяжело вздохнув, провалилась крыша, перечёркнутая стрела на маковке утонула во взметнувшихся ярко-рыжих языках.