Когда тебя любят

– Но вы-то тоже незваные… – вступил я, сам того не желая.

– Но мы лучшие! – парировал Арнольд. – Решайтесь! Мы работаем со «Скорой помощью».

– В чём вы лучшие? – зачем-то я вступил в полемику.

– Мы все заботы берём на себя. Недорого и качественно.

Явная слабость и усталость в теле не позволили мне вступать в дальнейшие прения.

– Я ничего не решил. Но я подумаю, – пробормотал и закрыл дверь.

– У вас есть мой номер телефона, – доносилось из-за двери. – Я буду ждать и работать только на вас!

Охватывал настоящий ужас от мысли, что эти назойливые агенты ритуальных служб начнут атаку на мой дом. И только я подумал об этом, массажируя лицо, словно желая проснуться быстрее, как услышал шаги за дверью. Они приближались. Но Арнольд по логике должен был уже спуститься. Значит, это был ещё кто-то.

Звонок.

– Кто?

– «Скорая».

Я открыл. Передо мной стояло двое мужчин в голубоватых медицинских костюмах. У одного, молодого, в руке была папка с приколотой на край авторучкой, у другого, что постарше, оцинкованный чемодан с красным крестом. Они прошли в квартиру без приглашения, на ходу задавая вопросы. Я их узнал. Хорошо, что это были те люди, которые днём что-то вкололи отцу, а не Арнольд с Даниилом с лицом Эрнеста Хрисанфовича.

– Только что? – спросили они и прошли мимо.

Сначала тот, что старше, невысокий, но плотный, с пухлыми губами и чемоданом. Он и задал вопрос, который я не расслышал. За ним шёл молодой. Может, студент медицинского. Очень уж белокожий и тонкий на вид. За ними прошёл я.

– Не понял.

– Умер когда? – первый, словно и не обращая внимания на тело моего отца, поставив ногу на табурет у его койки, положил на колено свой чемодан и, раскрыв его, в чём-то закопошился.

Некоторое время я оценивал мизансцену. Неприятно удивило, что взрослый человек, врач «Скорой помощи», так бесцеремонно ставит ногу в уличной обуви на табурет в чужой квартире перед ложем покойника, задрав её так, что аж волоски на голени видны над носками, и задаёт вопросы, которые слышать не хочется ни при каких обстоятельствах. А другой, его напарник, с нескрываемой брезгливостью рассматривает мертвеца.

– А? – пухлогубый окликнул меня ещё раз, но уже повернувшись ко мне и спрашивая взглядом. А потом присел на то место, где только что стояла его нога. В руках он держал блокнот и ручку. Чемодан с крестом положил на колени и начал что-то писать.

– Недавно, – выговорил я. Когда он присел, мне стало не так обидно за отца и за себя.

– Фамилия?