У меня вдруг сильно забилось сердце. В эту минуту я вспомнил, что, оказывается, мамы, которую Людочка с таким нетерпением ждет, у нее нет. Мама давно умерла, а девочка и дальше будет встречать каждый теплоход и вот так же, взмахом руки, провожать его в дальний путь.
Берег стремительно отодвигался от нас. Уходили вдаль деревья, уплывали избушки. Все превратилось в темную однотонную полосу.
БЕЛЫЙ ПАРУС
Вот и осень… Я шагаю по крупной береговой гальке. Никого кругом, и море пустынно. Лишь чайки кричат о чем-то, крики их резки, да волны с безумной старательностью бьются о берег и, вздохнув, уходят обратно, оставляя на мокрых камнях свою одежду – белую рваную пену.
Зрелище это спокойное, а звук тяжелый – всякий раз мне кажется, что в воду рухнула стена… какого-то старого дома…
Я иду и смотрю на море, и вдруг вижу: по волнам бежит небольшая лодка под белым парусом. Откуда она взялась? Не пойму… Там, где сливаются небо и море, на воде только что лежали большие белые облака. Крохотная лодка словно бы вышла прямо из них. Я прикинул, где она может пристать и пошел к тому месту.
С непонятным волнением я следил за одиноким парусом в свинцовых волнах. О чем я думал минуту назад? Не знаю, а теперь уже думаю о тетушке Амангуль. Все о чем я думал прежде, теперь исчезло. Ее напоминала мне эта лодочка.
Тетушка Амангуль в белом платке идет по улице, и все смотрят ей вслед… На самом деле этого не было никогда!
* * *
…Женщины нашего села, когда обращались к ней, то чаще всего говорили: “Мать Аганазара» – знали, как ей это приятно…
Мать Аганазара… А ведь большинство из них пришло в село, когда самого Аганазара уже не было!
…Это случилось в тот день, когда она впервые перепеленала своего сына – такого крошечного и такого теплого, такого совсем-совсем беззащитного.
Амангуль взяла его на руки и поняла – раз и навсегда: вот это существо отныне будет определять всю ее жизнь.
Теперь у нее появилось столько радости и столько забот, которые были даже счастливей самой ее радости! То и дело мечты Амангуль поднимались над прекрасной, бесконечной жизнью Аганазара и улетали далеко-далеко. И так сладко, и радостно, и тревожно было думать о том, кем станет ее мальчик и какие родятся у него дети, и…
Ранним утром она распахивала дверь и с порога почтительно здоровалась со свекровью – таков древний обычай туркменских женщин. Аганазар, крепкий парнишка, сидел у матери на руках и нетерпеливо ждал, когда же его, наконец, отпустят на землю, чтобы с разбегу он мог броситься в родные бабушкины объятия…
Жаль что всего этого не мог видеть е муж. Как говорили ей потом через много лет, жизнь круто и несправедливо обошлась с ним. Она растила Аганазара без мужа. А сын рос на славу, тянулся, плечи мужские, широкие, походка свободная, взгляд спокойный и ясный. Сердце Амангуль вздрагивало от радости и печали: вылитый отец!
А по ночам тревожные, тяжелые думы одолевали ее: “Лишь бы судьба моего сыночка оказалось иной, – суеверно шептала она, – лишь бы…».
Но потом опять наступало утро… Да, хорошо ей тогда жилось. Как спокойно, с достоинством, со спрятанной в сердце гордостью она приходила на все торжества. Ей тогда вообще нравилось бывать на людях. Женщины, имевшие дочерей, заводили с ней душевные разговоры, что, мол, пока, наверное, спешить не надо, но разве плохо бы нам, например, породниться?..
Амангуль приветливо улыбалась и отвечала так, чтобы никого не обидеть. Она сама была матерью и хорошо понимала других матерей: радостей много, но и печалей хватает и хватает тревог.
ebooksa