В бесконечной материнской суете она не запоминала, когда Светлоликие появлялись впервые. Они были приветливы и послушны. И красивы. Их красота обладала замечательным свойством согревать ласковым теплом всех, кто рядом, неважно, взрослый это или ребенок. Ее дети привязались к Светлоликим. Они громко радовались, когда те приходили, и печалились, если те ненадолго исчезали. И мать радовалась и печалилась вместе с ними, потому что хотела всегда, в любую минуту видеть своих детей только счастливыми. Сердце ее было в покое, когда с детьми играли эти желанные гости. Чего они только не придумывали. То круглыми золотыми хлебами озорно катились прочь, увлекая за собой доверчивых малышей, то драгоценными челнами блуждали среди волн, катая всякого, кто пожелает, до тех пор, пока ему не надоест. Казалось, сама возможность радовать других доставляла Светлоликим несказанное удовлетворение.
Ей они подарили позолоченное платье из савсаны, удобное и нарядное, а главное, дарующее то удивительное тепло, которым были так богаты сами. Это платье стало самым любимым. Она была женщиной, и как все женщины любила красивые вещи, особенно, если это подарок. Ветер же, хоть и любил ее, никогда не делал подарков.
Ему такое и в голову не приходило. Сказать откровенно, он и за своей внешностью почти не следил, не знал, что спустя века, эта небрежность передастся многим мужчинам. Да разве кому удавалось заглянуть в будущее?
Однажды, перебирая свои наряды, она не нашла любимого платья из золотой савсаны. И вдруг вспомнила, что порой и Звезда щеголяет в таком же. “Уж не забрала ли она назад свой подарок?» Подозрение тотчас же передалось детям, потому что все они – и гиганты, и малыши-неумехи – были частицами ее большого сердца. А подозрительность – страшное чувство. Оно накапливаестся исподволь, но однажды…
…Тот день начался как и тысячи других. Светлоликие пришли поиграть с ее детьми, но вместо радостных возгласов, какими приветствовали их обычно, послышался недовольный ропот уверенных в своей силе, а, значит, и в правоте своей гигантов. Двое Светлоликих, сообразив, что дело нешуточное, стремглав взмыли в небо, а младший, самый простодушный и доверчивый, задержался, чтобы сказать недавним друзьям, как беспочвенны, недостойны и обидны их подозрения. Лишь некоторых удалось ему пронять и склонить на свою сторону справедливости. Началась ссора, всякий кричал свое, никто и слышать не желал другого. А когда начинается такая распря, всегда найдется некто, кто верит, что сила – лучший аргумент в споре. Напрасны были усилия Ветра, пытавшегося загасить пламя раздора. Долго не прекращался бой. Сила уничтожала силу. Жизнь гасила жизнь. Мир обагрился кровью.
С тех пор Светлоликие уже никогда не покидали небесных высот. В тот миг, когда узрели они гибель любимого младшего брата, исчезло нежное ласковое тепло, какое дарили они прежде. Сердце одного остыло навек, а у другого, напротив, вспыхнуло ярким пронзительным светом, зноем опалило все вокруг. Луной и Солнцем зовут теперь Светлоликих.
А мать оплакивала своих детей. Их бесчисленные трупы плавали черными островами, обуглившись под лучами немилосердного Солнца. Слезы матери были не в силах вернуть сыновьям жизнь: не успевала их исцеляющая влага достичь мертвых сердец, испарялась под лучами Солнца, оседая толстой коркой соли на трупах. Так образовалась Земля, на которой со временем посилились дети, чудом уцелевшие в великой схватке.
Давно это было, много тысяч лет назад, но у матери все в памяти. К тому же Ветер, день и ночь разгуливающий по свету, приносит ей вести одну горше другой. Дети враждуют между собой, обагряя землю кровью, забыв, что земля – это прах их пращуров. Из поколения в поколение тянутся войны, жестокие, бессмысленные. И больно это матери, ибо с каждой новой жертвой все тяжелее становится твердь мертвой земли.
Всякий раз, когда Ветер приносит новую скорбную весть, начинает она стенать и метаться, обезумев от горя, не в силах совладать со своим истерзанным печалью сердцем. А какая мать, потеряв дитя, не страдала также отчаянно, как и она? И разве в силах стон передать всю боль материнского сердца? Бьется она о землю, а потом восстает до самого неба и оттуда валится обессиленная на прибрежные острые камни. Так казнит она себя вечно… Лишь изредка сменяется ее отчаянье тихой печалью: разметав по плечам седые волосы, припадает мать к груди своего мертвого дитя, в напрасной надежде вновь услышать удары его сердца…
ЗВОН КОЛОКОЛЬЧИКА
Сапар вообще не любил лета, а нынешнее, как назло, выдалось особенно жарким. Каждое утро солнце спешило повыше подняться и принималось сушить и жечь землю. Посвежевшая было за ночь растительность теряла цвет и обессиленно сникала. Жара заполняла собою все вокруг, прозрачным маревом дрожала в воздухе. Да и сам воздух, казалось, выгорал – нечем было дышать. Сапар смотрел в окно на побелевший от зноя больничный двор и думал о том, что лето, наверное, хочет положить весь мир в свой казан и варить до тех пор, пока ничего живого в нем не останется…
С утра забегала старшая дочь, они немного посидели в тени, но Сапар скоро устал и захотел вернуться в палату. После свежего воздуха в нос ударил особый, извечный больничный запах, от которого Сапара слегка мутило с непривычки. Он старался отвлечься и думал о приятном. О том, что Говхер постаралась и принесла его самые любимые кушанья. О том, что жена-покойница научила дочерей вкусно готовить… Но есть не хотелось. Сапар прилег на кровать, подложив повыше подушки, и стал смотреть в окно. Жара все усиливалась, превращая двор в раскаленный тамдыр. Самые непоседливые обитатели больницы предпочли вернуться в духоту палат. Снаружи оcталась только молодая пара.
Женщину Сапар знал – она была из их отделения, на днях ее оперировали. И парня он вспомнил. Как раз, когда привезли Сапара, парень этот, только что узнав, что жену его забрали в больницу, ворвался на мотоцикле через пролом в заборе прямо на больничный двор. На шум выскочила женщина в белом халате и, не желая слушать никаких вопросов, стала его выгонять. Она кричала до тех пор, пока он не убрался со своей тарахтелкой за ворота, так ничего и не узнав о здоровье жены…
И вот теперь они сидели рядышком, тихо разговаривали и улыбались чему-то, известному только им двоим… Глядя на них, Сапар смягчился сердцем, и жара уж не казалась ему такой жестокой. Дышать стало легче, и он уснул.
Разбудили его звуки оркестра. Мимо больницы двигалась похоронная процессия. Наверное, простившийся с миром был военным – за гробом шло много людей в военной форме. Сапару вспомнилось, как они хоронили погибших в бою товарищей… Больно уколола мысль о том, что совсем мало осталось людей, прошедших войну. Не с кем поговорить о тех горячих годах, “похвастаться» ранами… Уходят старики… И его час, как видно, близок… Чтобы не раскиснуть совсем, Сапар старался не смотреть в ту сторону, но глаза сами находили раскинувшееся у горизонта кладбище…
Утром, когда вошел доктор, Сапар лежал бледный, в испарине, уставившись в одну точку.
– Что, яшули, свинец мучает?
– Нет, дружок, только переведи ты меня в западное крыло!
Врач в недоумении посмотрел на старика, потом подошел к окну…
ebooksa