Они были уже далеко от аула и сейчас медленно ехали плоским берегом почти пересохшей речушки. Тропинка вползала в камыши, сначала низкорослые, хилые, а потом – настоящие заросли с толстыми стебельками, с пересохшими желто-бурыми листьями, похожими на длинные лезвия. Пришлось ехать гуськом. Но довольные друзья, забыв обо всем, продолжали беседовать: обсуждали достоинства семейной жизни, размышляли о будущем Ахмед ага и его детей, но чаще нет-нет и возвращались к рассуждениям об Огулсапар: какая-де она симпатичная, да хозяйственная, да веселая, да приветливая…
Вдруг камыши слева и справа затрещали, из зарослей выскочили двое вооруженных: первый с размаху прикладом ударил Халыка в бок, схватил за узду коня; второй, вскинув винтовку, прицелился в грудь Ахмеда ага. Тот, тараща глаза на друга, который, выбитый из седла, корчился на земле, взметнул испуганно руки.
– Чего возишься?! – прикрикнул на напарника первый: изможденный, почерневший, заросший до самых глаз угольной бородой. – Кончай с ним!
– Не убивайте, не убивайте, почтеннейшие! – похолодев от ужаса, попросил Ахмед ага.
– Постой, не стреляй! – резко приказал бородатый второму, уже прищурившему глаз перед тем, как нажать курок.
Бородатый приставил дуло винтовки к виску Халыка и, не глядя на него, выстрелил. Халык дернулся, вытянулся. Бородатый перешагнул через труп, подошел к Ахмеду ага.
– Судя по выговору, ты из Пенди?
– Да, да, – подтверждая, сильно замотал головой Ахмед ага. – Из Тахта – Базара.
– Слезай, – лениво потребовал бородатый и, потарапливая, ткнул дулом винтовки под ребро. Когда Ахмед ага спрыгнул с коня, бородатый спросил:
– Знаешь дорогу через границу? – Посмотрел зубы Тулпара, оглядел коня, отойдя на шаг.
– Знаю, знаю, – срывающимся голосом заверил, не задумываясь, Ахмед ага. – Был в тех краях пастухом, все знаю.
– Переведешь через границу, оставлю живым. Задумаешь какую-нибудь хитрость, пристрелю, как собаку.
Ахмед ага, глядя, как второй басмач – молоденький, юркий – тащит за ноги Халыка в камыши, опустил голову, зыркнул по сторонам: нет, не удрать. А перед глазами всплыло лицо Огульсапар, зазвучал в ушах ее голос: “Возвращайтесь благополучно!» – И заныло, заболело сердце. – “Прощай, славная женщина, знать не суждено нам пожить вместе».
Молоденький вернулся на тропу, молодцевато взлетел на коня Ахмеда ага.
Ахмед ага, без понуканий встал между всадниками. Камышами пробирались недолго – тропинка выбежала на открытое место. Всадники, проехав недолго, свернули через невысокий холм, но оказались во впадине. Там паслись два верблюда и рыжий конь, который принадлежал, очевидно, третьему басмачу, пожилому, толстому, с обветренным красным лицом и властными манерами…
– О, Халык, Халык, прости меня, – тяжело вздохнув, закончил рассказ Ахмед-майыл. – Это я, только я виноват в твоей смерти. Почему меня не убили вместе с тобой ?!
– Хватит причитать! – оборвал я. – Стонами горю не поможешь, друга не воскресишь. Если б ты делал то, о чем мы договорились, если б не твоя затея со смотринами… – и хотел добавить: посмотрите, мол, на него, жениться ему захотелось, голову потерял, но осекся. Потому что и сам терял голову, и сам мечтал о женитьбе, как о счастье. Посмотрел смущенно на Айнабат, словно она могла угадать мои мысли.
Отдохнув, мы закопали убитых и опять вернулись к костру. Я лег на попону, отвернувшись от старика. Тот опять начал благодарить за спасение, опять вздыхал, окликал меня, чтобы спросить или попросить о чем-то, но я сделал вид, будто сплю. А сам наблюдал за Айнабат. Она тоже не спала и даже не притворялась; ворочалась, иногда всем телом вздрагивала, куталась, будто ей было нестерпимо холодно.
Еще затемно, даже не попив чаю, отправились мы в Оджарлы. Прибыли туда, когда начало светать. Нашли дом председателя сельсовета. Пока спешивались у ворот, из дверей глинобитной кибитки выглянул высокий, красивый, точно девушка, парень. Это и был председатель сельсовета.
Мы оставили у него Айнабат с верблюдами, попросили в помощь людей и как только они собрались, тут же отправились за телом Халыка.
ebooksa