Сердце бройлера

22
18
20
22
24
26
28
30

19. Чем заняты жены исполняющих обязанности мужей

Черные брови, красный рот, резко континентальные черты лица, высокая грудь, полные сильные руки – полная противоположность субтильным дамочкам, которые страшно смелые, так как боятся всего, – вот он где стратегический резерв нации: в проходах и за прилавками центрального рынка. Резерв (опять же в противоположность дамочкам) привык все делать своими руками, а мужик ему нужен исключительно тверезый и при запахе одеколона со всей головы. Мужик откликается на зов: «Ну, и где ты, паразит?!» – как услышит, тут же ползет, как мураш на теплую завалинку.

Почему паразит? Потому что паразит. У Машки вон муж и у Плашки муж. А так лучше бы и не было совсем! С них хоть картины маслом пиши. И вешай над входом в дом. «Выход отца семейства из-за праздничного стола». Взгляд – стоп-кадр. Руки, ноги, голова – будто не родные и из разных мест. Язык говяжий. Мычит и ревет. Волосы спутаны. Ширинка расстегнута, галстук в соусе. Галстук прилип к рубашке. Изо рта течет слюна. На щеке алый бантик чьих-то губ. Милые женщины! С Днем защитника Отечества! А через пару недель и с Женским вас днем!

Как только попадете в мясные ряды, будьте осторожны! Когда вы поравняетесь со смазливой продавщицей, она вам тут же попытается всучить свинину с костью по цене вырезки. Она схватит кусок в обе руки и будет вам виртуозно демонстрировать ее достоинства и скрывать недостатки. Она будет встряхивать ее, вертеть, сжимать, разжимать, приговаривать: «Нежнейшая! Свежатина! Мед!» Свинина будет волноваться в ее руках, трястись, как плечи и грудь цыганки. А пухлые плечи и полные руки, лукавые глаза и смачные губы самой продавщицы лишь добавят страсти в этот заразительный танец. Не верьте ей – надует: всучит кость, обвесит и обсчитает, да еще пригласит почаще заходить к ней.

Советую вам пройти мимо и идти сразу в птичьи ряды.

На рынке в птичьем ряду птицу уважают. Птица совсем не то, что рыба. Рыба – она, что в реке, что в океане, одна и та же – пресная. Слабый посол, средний посол, сильный посол – посол и посол, хоть наш, хоть турецкий – дядька с гербом и флагом. Скажешь ему: посол! Он и посол, и посол, и посол! Оно и мужик: хоть просоленный контрактник, хоть засахаренный депутат – как только, так сразу в сон.

Когда рыбу режешь, можно сказать: это мясо рыбы; но когда режешь птицу, никак не скажешь: это рыба мяса. Отсюда сразу видно: птице уважения больше. Опять же о депутате – кто он такой? Так себе: хоть правый он, хоть левый, хоть по центру – причинное место одно, а забот много. Ни рыба, ни мясо, лягушачье филе. А контрактник – хоть и железо, да один ствол без приклада.

Исходя из этих и еще ряда соображений, Настя совершенно разочаровалась в мужчинах-полковниках и мужчинах-политиках, которым в последние пять лет неоднократно отдавала вместе с голосом и душу, и стала торговать не в рыбных рядах, а в куриных. Хоть курица и не птица, но и не рыба. Оно и баба не человек, а присмотришься – лучше мужика. В рыбе какая-то ледяная бессмыслица. От нее без ума разве что японцы с эстонцами. Курица же бедрышками и головой очень напоминает женщину, а повадками и лапами мужчину. А попкой подходит обоим. Цыпленок же табака – точная половинка российского герба. А два цыпленка табака – уже целый российский гербарий. В конце концов, у курицы есть, хоть и куриное, четырехкамерное сердце, а у рыбы – что ни вытащишь из брюха – одни кишки с пузырем да жабры. У рыбы, наверное, сердце там же, где у человека душа. У кого в пятках, а у кого к резинке трусов привязана.

***

Именно этот день был первым рабочим днем Насти в птичьих рядах центрального рынка, и именно в этот день ей удалось сразу продать три ящика куриных шей. Вот это подарок к празднику! А до этого Настя уже несколько раз работала продавщицей птицы – то на районных базарчиках, то в специальных павильонах от мясокомбината. И нигде не удавалось прочно зацепиться: то «фирма» лопнет или конкуренты сожрут, то сама Настя просчитается – оно, весной и летом деньги слипаются, а зимой и осенью пальцы на морозе не гнутся, то «шеф» пьяным средь бела дня под юбку лезет. Центральный рынок – это крутое повышение в карьере. Прилавок – чем хуже кафедры? Академия своего рода. После смерти мужа ей вообще не хотелось работать. А когда стали определять, куда направить Сергея – в тюрьму или клинику – она вдруг запила. Запила, запила, потом опомнилась, уволилась из института, где ее доцентских денег было хрен да маленько, не хватит даже на лекарства Сергею, и подалась в птицеторговлю, чтобы хоть как-то помочь сыну. Никого ей не хотелось видеть: ни коллег, ни беззаботных студентов. А тут – безучастные лица, липкие деньги. Поторгуешь, не думая ни о чем, вечером придешь домой, отмоешься от них под горячим душем, и на душе чуть-чуть посветлеет.

Так, кто там? Мужик с огромным рюкзаком ползет вдоль птичьего ряда. Похож на «дальнобойщика». «Дальнобойщики» – парни рисковые и при деньжатах. И запах от них – не просто пот, а еще и запах дальних стран и запредельных территорий. Какая никакая, а тайна, без которой и мужик не мужик, а копилка недоразумений. А тошно станет от тайн – пошлешь его куда подальше – он и покатит себе.

Настя не стала подзывать мужчину подобно девяноста девяти процентам рыночных торговок, а улыбнулась издали, как родному, и ласково шепнула что-то: угадай, мол, что. Мужчина приостановился, угадывая.

– Еще живая! – пронзительно закричала Настя, то ли подражая, то ли пародируя продавщиц рыбы по ту сторону забора. – Самая свежая птица на базаре!

– Кончай базар! – вздрогнула от ее крика соседка справа. – Не пугай клиентов!

– Неужели живая? – клюнул мужик с рюкзаком.

– Живее всех живых! Смотри! – Настя подняла безжизненную голову жертвы куриного геноцида. Прежде чем купить, принято полюбоваться тушками, доставленными на прилавок прямиком из поры куриного девичества. Белым тельцам с желтыми выпуклостями и синими впадинами была присуща некоторая манерность, как у Лукаса Кранаха Старшего. И от них исходил легкий запашок всеобщего разложения, начавшегося в Средневековье. Покрытые пленкой глаза когда-то были прекрасны, клюв слегка приоткрыт, но никак не более недели назад, цвет «лица» хоть и синюшный, но с красивым отливом оранжевого. Веселая головка!

– О, смотри, жиру сколько! Навар будет! Две? Три штуки?

– Четыре.

– Так, следующий! – разочаровалась Настя: шутник нашелся! – Не загораживайте, гражданин! В ваш рюкзак, пройдите в говяжьи ряды, целый задок влезет. А тут деликатес! Тут пупки и сердца! Может, разбитые навеки!

– Но я действительно хочу взять четыре ящика куриных шеек. Шейки – по пятнадцать?