–Ах, какая прелесть! – запричитали обе и стали кормить собачку всем подряд.
Гурьянов встал и, наклонившись над песиком, произнес с чувством:
– Мадам, а с ней эрдельтерьер. Мадам, а с нею фокстерьер. Терьер, терьер! Какой терьер? Мадам – вот это экстерьер! Это я о вас, барышни. О каждой в отдельности!
Чувства, захлестнувшие Гурьянова, для Суэтина в этот момент были чрезмерны.
– Все, Леша, мне нужен перекур. Резко взял. От форсажа перегрузки. Пойду к реке.
– «Курочку» захвати.
Суэтин резко покачал головой. Проходя мимо молодых, он поклонился им. Гора махнул Суэтину рукой. Подозвал, налил водки, нанизал на вилку кусок белого куриного мяса, кружочек малосольного огурца, протянул ему:
– Поздравь нас, мил человек!
Суэтин поднял рюмку:
– Чтоб не нашлось в мире сладости слаще вашей долгой любви, чтоб не нашлось в мире горечи горше вашего самого краткого расставания! Горько!
– Ай, молоток! Имя! Как твое имя?
– Евгений его зовут, – сказала Настя. – Спасибо, Женя. Дайте я вас тоже поцелую!
– Тамада! – крикнул Гора. – Хочу пить здоровье Евгения! Он мне теперь ближайший друг! Как Гремибасов!
Поскольку официальная часть была завершена, Иван по-домашнему расстегнул рубашку до пупа, и даже самый близорукий мог разглядеть, какое у него могучее, загорелое и волосатое тело. Он обнял Суэтина. Евгению на мгновение показалось, что его обвил питон.
***
С трудом вырвавшись на волю, Суэтин лег на траву и с наслаждением раскинул руки. Чем больше мы едим еды, тем больше она ест нас, лениво подумал он. По небу пролетел коршун, проплыли два облачка, задрожали воспоминания о Коктебеле. Среди них нарисовалась пьяная и довольная физиономия Гурьянова.
– Же-еня-а! – бархатисто пропел он. – Нас жду-ут. «Курочки» хохочут, ибо сильно хочут. А вечером будут грибочки, уха из осетра, катер на подводных крыльях, тройки с бубенцами. И ис-кюй-ство – кинооператор, оркестр и пленэр с бабами.
– Я приду. Приду-приду, – отослал Суэтин поэта. – Не оставляй их одних. А то простынут.
Сколько жратвы и никакой очереди. Растянуть бы все это на месяц, чтоб в очереди в столовке не стоять. Впервые в жизни он вспомнил про столовку – и где? Поистине на царском пиру. Вот и хорошо, что вспомнил про очередь. Это лучше, чем про… Лучше-лучше… Длина очереди не зависит ни от лунного, ни от солнечного календаря, ни от дня рабочей недели, ни от времени суток, ни от праздников, ни от зарплаты, она зависит только от прожорливости масс. Некое волновое поле, волновой пакет, с центром во мне. Зная пакет, можно прогнозировать объем закупаемых продуктов и количество заготовляемых блюд. Вряд ли кто этим занимается. А если и занимается, то не думая. Занятия и мысли – две взаимно перпендикулярные прямые, пересекающиеся в калькуляции затрат. Если идти в точке пересечения по линии мыслей – не сделаешь ничего, а если по линии занятий – все будет бессмысленно. Вот так и получается, что главное во всем – калькуляция затрат… Интересно, какой функцией описывается любовь?.. Как хорошо… Один… Суэтин задремал.
Гора в «обеденный перерыв» пошел выяснять что-то с братьями, съехавшимися со всего Союза, а Настя, поболтав с подружками, вышла на свежий воздух. Свадебный церемониал изрядно ее утомил, и она пошла к реке. Хорошо, никто не увязался следом. Выдержать бы еще два дня, думала она. Увидев давеча Суэтина, она вдруг поняла, что ни на день не забывала о нем все это время, и первым ее порывом было броситься ему на шею. Что удержало ее? Новый статут невесты, еще не ставшей женой? Когда они с матерью вернулись с юга, она месяца два делала крюк по пути в институт мимо двенадцатого дома – Евгения так ни разу и не встретила. Настю била дрожь. Она поняла: столкнись она сейчас с Евгением – и все пропало, и она пропала! А как же тогда отметка в паспорте, подарки, родня, вся эта «звенитьба» – коту под хвост? День сегодняшний вдруг предстал перед Настей эдакой двуглавой горой, как Эльбрус: гора курятины и гора Горы. И весь он заполнен одним только мясом. Что, это и есть светлое будущее? Никак не получается вздох полной грудью. Не хватает воздуха – то ли оттого, что в горах его мало, то ли оттого, что она оказалась под этой горой. Под Горою вишня. Я – вишня? Она подошла к реке, бросила плоский камешек. Потом скинула туфли и зашла в воду.
ebooksa