– Выдержишь! – сказали позади хриплым голосом. Настя вздрогнула от неожиданности. – Я говорю: выдержишь! Вон ты какая красивая и сильная! Выдержишь все и хорошею ясною грудью дорогу проложишь себе!
– Не хами, Женя.
Суэтин спокойно смотрел на нее и улыбался.
– С тобой удивительно спокойно, – сказала она.
– За чем же дело? Может, еще раз поцелуешь меня?
Настя посмотрела на него и поцеловала. И почувствовала, как у нее подгибаются колени. «Вот те раз! – опешила она. – Вот те и куриная гузка в сметане!»
– До этой свадьбы я и не подозревал, что из курицы можно приготовить столько блюд! – сказал Евгений, но Настя в его глазах увидела только себя.
– Вот видишь, как я расширила твой кругозор! – засмеялась она, не отводя своих глаз от его глаз.
И когда они оба перестали видеть друг друга и одновременно опустили глаза, им обоим стало страшно, и они невольно потянулись друг к другу руками. Соприкоснувшись пальцами, они вздрогнули, словно ждали именно этого прикосновения всю жизнь, ждали именно этого восторга, который пронзил их сейчас и перехватил дыхание.
– Настя! Иван кличет! – крикнули издали.
– Жаль, – сказала Настя. – Надо идти.
– Где ты его нашла?
– Под забором. Под забором у оперного встретила. Это гора с горой не сходятся. А бабе с Горой – сам бог велел.
– Не одному же Магомету к горе идти. А второй кто, с которым он в обнимку ревел?
– Гремибасова не знаешь? Народный из оперного. У нас хор ведет. Он и познакомил с Иваном. Ты пил с утра?
– И ел. Достаточно плотно.
– Во рту что-то пересохло. Я, как ни встречу тебя, страшно пить хочу!
Евгений смотрел ей вслед, и она обернулась один раз, перед тем, как зайти в кафе. Именно в тот момент, когда он загадал: оглянется – будет моей. Русская классика: раз загадать и всю жизнь разгадывать. Суэтин подумал: «А ведь она не ответила на мой вопрос, где нашла его. Где нашла, там и потеряю – такой должен быть ответ!» Суэтину очень хотелось, чтобы Настя ответила так. Что это он? Под забором она его нашла! Под забором, как свинью.
Эх, Леша! Где ты? Так хочется поговорить с тобой! Ведь ты счастливец, Гурьянов. Ты поэт. Тебе манна небесная сыплется прямо в рот. А я мгновения удачи ловлю как дар судьбы. Хотя небесные дары – опасные дары! Поймавший каплю дождя на язык счастливее захлебнувшегося в луже. Но сколько же жаждущих припадает к луже, в которой сразу столько капель! Тебе дан дар, а ты, чудак, не хочешь понять этого. Что ты вцепился в атрибуты славы, как в ручки плуга? Олимп плугом не вспахать. Для этого надо оторваться от земли. На которой столько куриных пупков и ляжек «курочек». Да, они несут поэтическое безумие. Но безумие поэзии, Леша, будет только тогда, когда не женщины станут липнуть к тебе, как лак, а ты начнешь рваться к ним вверх, раздирая душу в клочья.
А Гурьянов лежал на другой полянке и, положив руку на голый живот пьяной «курочки», пьяно бормотал: