Экзистенциализм. Возраст зрелости

22
18
20
22
24
26
28
30

Какая самая главная мысль во всех этих разных рассказах Сартра? Она в том, что человек хочет стать кем-то, хоть кем-нибудь. Собственно, здесь уже наброски сартровской экзистенциальной философии: каждый человек становится кем-то. Но, став кем-то, он перестает быть собой. Перестает быть человеком. Превращается в функцию и роль. Такая диалектика, да? То, что потом Сартр развернет в своей философии. Колебания человека между пустотой личности и наполненностью вещи.

Самый яркий в этом смысле рассказ «Детство хозяина», или по-другому его переводят как «Детство вождя». Описывается сын фабриканта, который постепенно превращается в вещь. Который начинает играть роли. Вот он знает, что он будет хозяином фабрики, что все рабочие, работницы и работники будут предоставлены ему в безграничное пользование, он начинает насиловать своих будущих служанок и так далее. Он входит в уготовленную ему по праву рождения роль господина. Он вырабатывает взгляды, которые полагается иметь в его положении. То есть презрение к людям и антисемитизм. Он становится фашистом. Но дело тут не в социальной сатире или показе проклятого буржуя и сексиста. Тут все куда глубже. Это все поверхностное. Самое главное в том, как человек становится функцией, как живой человек постепенно превращается в роль. Роль постепенно завладевает человеком. Это очень важная тема для Сартра. То есть как человек-бездна, как живое и непредсказуемо хаотическое и спонтанное, непосредственное неповторимое существо становится ролью, входит в эту роль. И роль постепенно съедает человека.

Одновременно с этим Сартр издает в году 1938 свой первый роман «Тошнота». Нужно сказать, что роман должен был называться «Мелонхолия». По названию известной картины Альбрехта Дюрера, помните ее, наверное? (Или как современный замечательный фильм Ларса фон Триера о Конце Света; но, впрочем, о нем, в отличие от Дюрера, Сартр, естественно, не подозревал!) Но издатель-редактор почему-то настоял на названии «Тошнота», и под этим названием эта великая книга вошла в историю. Это самый известный роман Сартра. Если хотите как-то популярно, художественно войти в то, что такое феноменология и что такое экзистенциализм, прочитайте и перечитайте «Тошноту». Там философские понятия обличены и включены в художественную ткань.

Главный герой, Антуан Рокантен, живет в каком-то провинциальном городке. Параллельно с развитием главной темы идет потрясающая сатира Сартра. Он виртуозно разделывается с иллюзиями гуманизма. Там лицемерные люди, которые из себя что-то изображают… Самый ужасно смешной и горький персонаж, которого Сартр называет Самоучка, воплощает в себе все идеалы гуманизма: он свято верит в человека, верит в знание, в науку. Но в чем выражается его любовь к знанию? В том, что он читает энциклопедию том за томом. То есть все знания человечества тупо вбирает в себя от А до буквы Я. А в чем выражается его любовь к человеку? Он пережил единение с людьми во время Первой мировой войны: его взяли в плен, где-то в бараке его стиснули, как селедку. И там-то он ощутил свое единение со всем человечеством! То есть Сартр очень зло разделывается со всякими слащавыми штампами о человеческом единстве, о могуществе роли разума.

Главный герой, Антуан Рокантен, вдруг, в какой-то момент, начинает видеть мир таким, какой он есть. И в этот момент очень ярко показано то, как относится Сартр к миру, к природе: мир начинает плыть. Мы видим мир через множество фильтров. Это напоминает «Постороннего», который примерно тогда же и был написан. То есть я поясню вам на простом примере. Смотрите, наверняка у каждого такое бывало, что смотришь на руку и перестаешь понимать: что такое рука? Моя рука? Рука… Она расплывается. Обычно мы вроде бы знаем, что такое рука, моя рука, я. Но тут мы руку видим как в первый раз, как что-то даже более неопределенное, чем кусок мяса, как что-то огромное, неопределенное и страшное. Или берешь привычное слово, – и вдруг произносишь его сто раз. И на пятидесятый раз перестаешь понимать, что ты говоришь. Чистый звук. Вот это и есть «Тошнота»: когда мир начинает плыть. Когда ты видишь мир, как он есть. Когда природа наваливается на тебя во всей своей бесстыдной наготе и бессмыслице. (О том же и рассказ Набокова «Страх», о котором я упоминал в прошлый раз.) И все это очень хорошо передано. Какие-то истины феноменологии воплощены тут в наглядных художественных образах. Пьесы, рассказы, романы и повести Сартра позволяют спокойно понять его философию. Конечно, я вам советую читать самого Сартра. У него, почти как и у Камю, неразделимы его философские, художественные и политические произведения. Все его художественные произведения очень философичны и очень политизированы.

Тут мы видим еще одну очень важную тему: все бессмысленно. Абсурд. Отчуждение. Но есть одна маленькая-маленькая отдушина. Что является утешением для атеистического экзистенциалиста? Как вы понимаете, это творчество. И в самом конце романа есть намек на наличие какого-то смысла. Когда Сартр, точнее не он, а его главный герой Рокантен, во всем отчаявшийся, сидит и слушает джазовую пластинку, он вдруг понимает, что вот что-то может быть в этом мире и не бессмысленно! Потом Сартр скажет: «Когда я сочиняю симфонию, я творю мир». Как для религиозного экзистенциалиста все спасает трансценденция, прыжок в веру, так для атеиста – творчество. Акт трансцендирования. У Сартра тоже тут есть этот намек на спасение, выход из бессмыслицы.

Сартр уже начал активно формироваться как значительный философ и писатель, когда наступило первое сентября 1939 года. И все сразу изменилось. И в мире, и в жизни нашего главного героя. В его жизнь насильственно, резко вторглось социальное измерение. Оно, это вторжение, надо сказать, полностью изменило его мироощущение. Хотя он и не перестал быть экзистенциалистом, индивидуалистом, апологетом свободы, но он очень резко ощутил, что все-таки в чем-то был прав Аристотель, называя человека Zoon politicon, животным политическим. Он не хотел воевать, но его мобилизовали, поскольку Сартр не был таким ужасно больным, как Ясперс или Камю. У него не было, как у Ясперса и Хайдеггера, сердечной недостаточности. Или, как у Камю, туберкулеза. Но Сартр тоже был далеко не Геркулес. Поэтому его мобилизовали в метеорологические войска – везет же экзистенциалистам на эти метеорологические войска!

Надо сказать, что война была для него в начале просто досадной прогулкой. 1939–1940-е годы он сидит в метеочасти, пускает непонятные зонды, что-то замеряет. Война не война какая-то. Сами знаете: Странная война!

Потом все вдруг резко изменилось. Июнь сорокового года: за несколько недель немцы наголову разгромили Францию. И Сартр, как сотни тысяч французских солдат, оказался в плену. Ошеломляющий, позорный и чудовищный разгром. Совершенно внезапный, головокружительный. И Сартр попал в лагерь для военнопленных и пробыл в нем почти год: с июня 1940-го по апрель 1941-го. Сартр подбадривал товарищей, организовал в лагере театр и ставил пьесы. (Кое-что из этого опыта он потом опишет в последнем, четвертом незавершенном романе «Странная дружба» из тетралогии «Дороги Свободы».) Но в конце концов, поскольку Германия, как известно, часть Франции заняла, а на другой части был создан коллаборационистский вишистский режим маршала Петена, с которым Гитлер заключил мир и союз, кого-то из солдат стали понемногу освобождать. Сартр имитировал тяжелую болезнь. Его освободили из лагеря через год. И он уехал в Париж к Симоне де Бовуар и своим друзьям, ученикам и возлюбленным.

Я сразу скажу, что война была потрясением для Сартра. В результате он кинулся из крайнего аполитизма, нонконформизма и бунтарства в противоположную крайность (вообще, это был человек радикальных решений и крайностей, а не пресловутой «золотой середины»). Именно тогда в нем возникает зародыш того учения, что впоследствии он назовет своим знаменитым словом «ангажированность». То есть мысль о том, что не может человек, художник, философ быть вне общественных баталий и партийного самоопределения. Да, он остался индивидуалистом, да социум – всегда отчуждение и неправда (в духе Кьеркегора); это очень больная проблема для Сартра. Но главное – он понял силу социальности: если ты не будешь этим заниматься, участвовать в политике, то за тобой придут политики и тобой займутся, и будет плохо. Поэтому он начинает резко меняться.

И смотрите: звездный час философии Сартра, как и Камю, – это война. Я вам напомнил в прошлый раз, что и «Калигула», и «Миф о Сизифе», и, по-моему, даже «Посторонний» выходят во время войны. У Сартра его главные вещи тоже выходят в разгар войны. 1943 год: выходит его magnus opus «Бытие и Ничто». Разгар войны, оккупация. И тогда же выходит его любимая мною пьеса «Мухи». То есть главные работы Сартра выходят в страшные годы мировой войны. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», – верно заметил Тютчев. А кто-то из советских поэтов не менее верно заметил и противоположное: «Чем столетье интересней для историков, тем оно для современников ужаснее!»

И, подобно Камю, Сартр живет двойной жизнью: легальной жизнью философа, писателя, драматурга, и одновременно участвует в Сопротивлении. Может быть, не так активно, как Камю, и не играет такой большой роли. Он тоже нашел левую группу, некоммунистическую, которая называлась «Социализм и свобода». И вот война заканчивается. И Сартр – уже всемирно известный философ и писатель. С этого момента начинается невероятная мировая слава Сартра. Совершенно фантастическая! Я, как анекдот, привел вам роман Бориса Виана «Пена дней». Моя исключительная стыдливость не позволяет мне цитировать отрывки из этого романа, но роман очень хулиганский, очень натуралистический. Кто захочет, может сам перечитать и увидеть, как в нем изображен Сартр. Важно то, что Сартр в 1946 году уже абсолютный кумир миллионов. В частности, в романе Виана описывается безумная его лекция, как тысячи людей ломятся. Почитатели Жан-Соля Партра забрались на балкон, набились на крышу, и крыша рухнула. Какие-то такие всякие скабрезные вещи. Очень утрированно. Но популярность Сартра и экзистенциализма становится совершенно невероятной.

И Сартр – признанный лидер французских некоммунистических левых. Вокруг него группируется круг близких друзей, к числу которых относится и Камю, с которым через пять лет Сартр разругается. И еще одно имя, которое достойно быть упомянутым: Морис Мерло-Понти. Я не раз вам говорил о нем: выдающийся французский экзистенциалист и феноменолог, крупный философ. И, конечно, Симона де Бовуар. И тот же самый Борис Виан, который с Сартром познакомился, стал его сотрудником. То есть Сартр с Симоной де Бовуар основывает издательство и журнал Les Temps modernes. Культовое издание. То есть Les Temps modernes – это «Новые времена» по-французски. У них свой журнал, они пытаются создать свою левую партию. Правда, из этого ничего не получается.

Давайте очень беглыми штрихами пробежимся через второй период жизни Сартра. Война очень резко их разделила: первый и второй. То есть Сартр продолжает много писать как публицист и философ. В 1946 году, после «Бытия и Ничто», на него напали, и он выступил с лекцией «Экзистенциализм – это гуманизм». Очень хорошее, популярное и доходчивое введение в его философию.

Несколько слов о разных направлениях его активности. С одной стороны, Сартр – активнейший общественный деятель, активист, лидер общественного мнения. Он в это время выдвигает теорию ангажированности и пишет книгу «Что такое литература?», в которой объясняет, что художник должен быть в схватке. Он не вступает формально в компартию, но его политические взгляды крайне левые, левее, чем у официальных про-сталинских коммунистов. Он выступает по всем значимым общественным вопросам: против колониальной войны в Индокитае; когда начинается война в Алжире, он выступает за независимость Алжира. Это все, кстати, очень хорошо показано в фильме, который я вам называл: «Сартр. Годы страстей». Тогда на него начинается охота, ультраправые организации выдвигают лозунг: «Убить Сартра!» И это далеко не аллегория. Его квартиру два раза взрывают, он скрывается чуть ли не в подполье. То есть все, мягко говоря, серьезно. На него буквально охотились французские националисты за его политическую позицию по Алжиру.

Вообще, Сартра не зря, наверное, ругали в советское время, относя к «мелкобуржуазным анархистам». Сам он довольно редко прямо признавался, что он – анархист. Но я думаю, что Сартр очень близок к анархизму или, чуть шире, к либертарному антиавторитарному персоналистическому социализму. Потому что, судите сами, он – критик бюрократического социализма, капитализма, колониализма и бюрократизма. Он – решительный сторонник освобождения женщин и вообще радикальной эмансипации личности. Он пишет много произведений обо все этом; и, в частности, у него есть замечательная пьеса «Почтительная потаскушка». Там две темы соединены вместе: сексизм и расизм. Очень советую всем прочитать. Описывается Америка, где женщина все время оказывается жертвой, но в то же время виноватой. И параллельно с этим описывается судьба тяжелая негров. Не буду пересказывать, почитайте, очень ярко выставлены темы расизма и сексизма.

У Сартра очень сложные отношения с французскими коммунистами и с Советским Союзом. Его несколько раз приглашают в СССР как «прогрессивного» «попутчика», хоть и «анархического», «мелкобуржуазного» и «заблуждающегося»… Но все-таки левый. Все же наш! Был у него период бурного романа даже с Кубой, когда он поехал на Кубу, общался с Фиделем и Че. В 1965 году приезжал в СССР; даже две его маленькие книжки издали ничтожным тиражом. Но параллельно с этим он очень резко осуждает в 1956 году венгерскую историю: введение советских войск в Венгрию и подавление рабочего восстания; в 1968 году советскую агрессию в Чехословакии. Когда началась ресталинизация в СССР, он, как и многие западные интеллектуалы, очень сильно прозрел. (Хотя и не до конца и запоздало!) В общем, его бросало порядком. Замечу, что он был очень активен в двух советских диссидентских историях. Это дело Синявского – Даниэля, в котором он очень активно выступал в 1965 году в защиту репрессированных большевистским режимом замечательных писателей-диссидентов. И особенно нужно заметить его чрезвычайно благотворную роль в деле Бродского. Как вы знаете, Иосифу Бродскому грозили серьезный срок и большие неприятности. Сартр был одним из главных западных интеллектуалов, которые начали собирать подписи в защиту Бродского. В итоге Бродского депортировали из СССР, в том числе и благодаря такой мировой величине, как Сартр. А могли бы и в Сибири сгноить! То есть он не боялся и нападать на Советский Союз, когда права человека нарушались.

Параллельно с этим он пишет книгу за книгой. Сразу после войны выходит его тетралогия «Дороги Свободы», потом множество замечательных пьес. Я назову некоторые. «Дьявол и Господь Бог» – одна из самых сложных и огромных пьес, где ставятся главные моральные, религиозные и метафизические вопросы. Очень интересная пьеса – «Грязными руками», по мотивам убийства Троцкого, где ставятся вопросы революционного насилия.

Наконец, поздний Сартр обращается еще к двум темам. Во-первых, он хочет написать огромный труд, соединив в нем марксизм и экзистенциализм. Сартр, открыв для себя социальность, дружа с коммунистами и часто обращаясь к марксизму, многое в марксизме не принимает. Особенно Энгельса. И придуманного, порожденного им убогого «диамата»: диалектического материализма. И Сартр хочет соединить, «скрестить бегемота с носорогом»: гегельянца Маркса и антигегельянца Кьеркегора. Экзистенциализм вышел из Кьеркегора, марксизм вышел из Гегеля. Сартр хочет их скрестить, говоря, что экзистенциализму не хватает социального измерения, а марксизму не хватает личности. Вот, давайте мы, как у Гоголя, помните? Нос Ивана Ивановича прибавим к губам Петра Петровича. Возьмем из марксизма социальность, возьмем из экзистенциализма личность – и соединим их! Нельзя сказать, что у Сартра это очень получилось. Я не думаю, что так легко можно их скрестить. Хотя многие пытались. Та же Франкфуртская школа. Но Сартр увлечен именно этой идеей: соединить социальные идеи Маркса с экзистенциальными персоналистическими идеями. Кьеркегорианство и гегельянство. Это выразилось в его замысле огромной книги, так и не завершенной, которая называется «Критика диалектического разума». Она на русский целиком не переведена; вышло два тома на французском. Но вот эта работа «Проблемы метода» стала важной составной частью «Критики диалектического разума». Ее интересно прочитать. А то, боюсь, нам еще лет двадцать придется ждать, когда всю эту двухтомную глыбу переведут наконец на русский язык.

Вторая тема, которая также очень сильно волнует Сартра в это время, – это развитие экзистенциального психоанализа, биографического метода. Почему мы – это мы? Почему люди разные, как связаны личное и социальное? Или как Сартр это называл: «интернализация» и «экстернализация». То есть как мы вбираем в себя внешнее и как мы изнутри формируем внешний мир. То есть человек как объект и как субъект. Действительно, вопросы огромные и волнующие! И все это он, прежде всего, осуществляет в громадной книге о Флобере.