- Все так же, - ответил Макарин. - Мыслю. Плывущим. Как бревно плывущим.
- Бревном тоже уметь плыть надо. Иное бревно в поворотах застревает, - усмехнулся зверолов. – Виданное ли дело, за пару недель такую пропажу раскрыть. Да в незнакомых землях.
- Моей заслуги в том нет. Другие искали, делали, а я только под ногами путался, да по голове получал. То тупой стрелой, то оглоблей.
- Твоя заслуга – твое появление. Оно стронуло нависшую лавину. Теперь тебе осталось узнать, из-за чего эта лавина нависла.
- Ты про что? – подозрительно вопросил Макарин, но зверолова у корги уже не было.
Этот коч был почти копией того, самого первого, что вез дьяка от Березова до Мангазеи. Такая же забитая товарами почерневшая широкая посудина верхотурского типа с двумя мачтами и кормовой надстройкой. Они нашли его рядом с устьем реки у начала поморского волока. Кокарев, взойдя на палубу, бросил испуганному капитану пару монет и сказал, что снявшего его с пути Троекурова со стрельцами тот не дождется, и что теперь он, Кокарев, единственный мангазейский воевода. За рекой виднелись вытащенные на берег громоздкие костяные суда северных дикарей и полуразломанные длинные дощаники, на которых переплыли море ярганы. Людей видно не было, и не было видно разбойных кораблей. Макарин весь обратный путь ждал, что они вынырнут из тумана. Но дорога была спокойной, сквозь низкие облака иногда светило солнце, дул легкий попутный ветер, и падал пушистый снег.
Уже к вечеру они входили в широкий залив, покрытый бесчисленным множеством низменных островков из мерзлого песка. Дальше была только речная губа и день пути до Мангазеи. Здесь, на мысе между губой и морем, чернел частокол ограды и виднелись покатые крыши казацкой заставы у Собачьего озера. Коч, немного кренясь, входил в узкий пролив, ведущий к пристани.
- Припасы нужно забрать, - подошел Кокарев. – И Шубина с девкой выпустить. Им отсюда до заимки ближе.
Макарин не ответил.
- Не серчай, дьяк, - примирительно сказал воевода. – Но другого выхода у меня не было. И вины за собой не чувствую.
- За измену, Григорий Иванович, надо судить. А не сталкивать в пропасть.
Кокарев достал фляжку, посмотрел на нее, побултыхал, спрятал обратно.
- Да выкрутился бы он! Поделился бы с кем надо, родичей бы подключил. Напел бы нужную версию. И прошло бы у них дело с факторией. Нешто не понимаешь? Время такое. Нельзя слабину давать. По ту сторону две сотни немчуры до сих пор стоит, помни об этом.
- Помню. И в отчете напишу все, как было. И про измену напишу, и про немчуру, и про то как ты за измену государева человека убил, вместо того, чтобы на суд отправить.
Кокарев сплюнул.
- Пиши. Писарь.
Коч медленно подходил к бревенчатому помосту, выступающему в море на два десятка саженей. Пара служек приняли канаты, подтянули корабль. С другой стороны помоста покачивалась длинная торговая лодья со спущенным парусом и убранным такелажем. На палубе лодьи никого не было, только рядом со сходнями сидел на чурбаке коренастый мужичок в выдубленной морской куртяхе и внимательно наблюдал за вновь прибывшими.
- На Мангазею? – хрипло поинтересовался он, остановив взгляд на Макарине.
- Да. Ты тоже?
Мужичок покачал головой.