Костяное веретено

22
18
20
22
24
26
28
30

Ответа она не ожидала. Да уж, с такой напарницей, как Фи, с ответами всегда напряженка.

Глава 8. Фи

Фи смяла письмо и рассеянно уставилась в окно. Она сидела на краю кровати с балдахином, на которой столько ночей провела в детстве. Мягкие кремовые занавески наверху стягивал серебряный обруч, а внизу они были собраны вокруг четырех высоких столбиков. Комната будто застыла во времени.

Она помнила каждую книгу на полке, каждую безделушку, привезенную из семейных путешествий. В ящиках комода все еще лежала ее старая одежда, даже те вещи, что Фи не носила годами. Ее родители постоянно переезжали с места на место, гоняясь за слухами обо всех еще неизведанных развалинах и великих исторических памятниках, так что и свои-то пожитки редко перебирали.

Пройдут годы, и особняки рода Ненроа сами превратятся в памятники археологии, где станет копаться какой-нибудь незадачливый потомок. Но это будет не Фи.

Сожалея, что так грубо обошлась с письмом, Филоре развернула бумагу, положила на плотное покрывало и разгладила складки.

Письмо ничем не отличалось от тех, что она получала раньше, крохи новостей, описанных красивым почерком матери: о белках Айделвайлда, совершающих набеги на грядки с помидорами, об отце, который отрастил уродливые усы и отказывается сбривать.

Фи живо представила себе их ссоры — родители быстро вспыхивали, быстро мирились и были почти влюблены в чудесное новое место, которое для себя открыли. Письмо заканчивалось, как и обычно:

Когда ты приедешь домой, Филоре? Мы с папой очень скучаем по тебе.

Она думала: эти слова больше не в силах ее ранить; но здесь, в детской спальне, в окружении прежней жизни, Фи поняла, что от них трудно просто отмахнуться.

Прошел год с тех пор, как она последний раз виделась с родителями — самый длинный год в ее жизни. Из Филоре Ненроа, лучшей кладоискательницы в Дарфелле, она превратилась в ничтожество, которое прячется по амбарам и подбирает отбросы у трактиров. Фи в одночасье потеряла семью, лишилась защиты и уже не знала толком, кто она такая. Филоре научилась жить с гложущим ее страхом — возможно, этот год лишь первый в длинной череде лет, которые она проведет в одиночестве.

Слезы защипали глаза. Она не просто не хотела ехать домой — Фи не могла этого сделать. Она прижала руку к бесценному письму, вспоминая, как мама стояла в саду с букетиком наперстянки в одетой в перчатку руке и учила Фи разбираться в ядах. Вспомнила, с каким восторгом отец рассказывал о новом магическом языке, потом урок лингвистики плавно перетек в урок истории и фольклора, а после в практическое занятие. Фи с отцом пришлось продираться сквозь заросли малины к старому колодцу; молва гласила, что его воды дарили благополучие. Зимние вечера семья проводила, свернувшись калачиком в уютных креслах в библиотеке и уткнувшись в книги, иногда обмениваясь взглядами поверх страниц.

Теперь с этим покончено. Вот что означает заклятие Бабочки — у Фи больше нет дома и никогда не будет. Она сложила конверт, подошла к трюмо и сунула письмо в верхний ящик, чтобы больше его не видеть. Затем посмотрела на свое отражение: девушка с мрачным взглядом, в просторной ночной рубашке и перчатке без пальцев, которую носила не снимая. Даже на ночь.

Про Фи никогда не говорили, что она прекрасна. Зато все время называли умницей, используя это слово и как комплимент, и как оскорбление, только сама она про себя больше так не думала, особенно после того, как позволила взять над собой верх.

Они стояли в самом центре старого особняка — Фи и ее напарник, — первые люди за многие десятилетия, если не века, ступившие туда. Ботинки оставляли одинаковые следы на наслоениях песка и пыли. Их озаряло цветное сияние свисавших с потолка прекрасных фонарей с разрисованными стеклами. Свет пламени струился сквозь витражи, и на кожу ее напарника ложились отпечатки сверкающих бабочек. Они нашли потайной кабинет Повелителя бабочек, также известного как Скиталец, могущественного чародея, силой проклятия обреченного бродить по земле до скончания дней.

— Филоре, лови!

Она инстинктивно повернулась, неловко отведя фонарь в правой руке и протянув левую, пальцы схватили ручку декоративного ножа для разрезания писем, а потом что-то опалило ее ладонь — и Фи закричала. Кожу жгло и жгло, даже когда она уронила нож и тот с грохотом упал в пыль.

— Жаль, что так вышло.

Фи сумела лишь снова закричать, упав на колени и сильно, до боли в костях, сжимая запястье. Она уже не слышала своего напарника, зачарованно глядя на метку, выжженную на ладони: метку Бабочки Скитальца.

Фи уставилась на перчатку. Несмотря ни на что, она чувствовала метку, даже если б перчатка была стальной, Фи все равно видела бы изгибы крыльев бабочки, впечатанные в ее кожу, будто клеймо. Проклятие обрекло ее навлекать несчастье на любой дом, где она останавливалась дольше, чем на три дня.