— Любой, кто не утратил рассудок, должен тебе помочь.
— Но любому я не могу доверять… — сказал Виктор.
— Почему тогда ты доверяешь мне?
«Потому что вы очень не нравитесь тому, кто сидит внутри меня», — подумал Виктор и с наслаждением ощутил странную ненависть, которую испытывает к Петровски. Не свою ненависть.
— Почему? — Фред повторил свой вопрос.
Виктор тогда не ответил. Он просто поглядел на медальон на шее Фреда — Фред все понял и без слов.
А затем Виктор услышал пение Мари.
— Не подведите, — только и сказал он, после чего направился к двери…
От той встречи у него осталось крошечное зеркальце, на котором виднелись засохшие следы грима и пудры. Сейчас это зеркальце лежало в кармане его пиджака.
Взгляд Виктора опустился по отражению собственной жилетки в зеркале и остановился на карманных часах, подарке Скарлетт. Серебряная цепочка подрагивала и колыхалась.
«И как это мне поможет?» — недоумевал он, вспоминая слова Скарлетт: «Все мои подарки приносят пользу в момент отчаянья, когда ты остаешься один на один с тьмой». Во время памятного разговора с мистером Ивом в комнате тетушки Скарлетт Виктор неожиданно для себя отметил, что Иероним как-то уж слишком неравнодушен к его часам; после Виктор изучил их как следует, но ничего необычного не обнаружил…
Виктор наконец завязал галстук. Оглядев себя в зеркале и посчитав собственный вид удовлетворительным, хоть и посредственным, он направился к письменному столу. На нем стояла шкатулка. Внутри лежала свеча, завернутая в листок бумаги. Развернув его, он прочел:
Эта коротенькая фраза была написана кривоватым почерком Виктора, но он ее не писал. Проснувшись всего час назад, он убедился, что мистер Эвер Ив выполнил свою часть уговора: в тетради появилась целая страница инструкций, половина из которых казалась сущим безумием, но выбирать не приходилось — да и что из событий последних дней не безумие?
В дверь постучали. Поспешно завернув свечу обратно в листок бумаги и спрятав сверток во внутренний карман пиджака, Виктор открыл.
За дверью стояла Кристина. И не одна, а в компании доброго десятка тыкв. В каждой из них были прорезаны глаза и зубастые улыбки, в каждой горели свечи. Большие тыквы стояли на полу, те, что поменьше, — восседали на первых. При этом все нагло скалились и явно напрашивались в гости.
— Что это значит? — спросил Виктор.
— Тыквы для твоей комнаты, — пояснила Кристина. — Мама велит, чтобы ты поселил их у себя.
— Да не нужны они мне! — запротестовал Виктор. Еще чего не хватало: отвлекаться сейчас на расстановку этих тыкв, которые могут запросто оказаться шпионами мамы.
— Как скажешь, — вздохнула Кристина.