— А теперь верю. Я просто кое-что вспомнил. Знаешь, почему ты поможешь нам?
— Почему же? — со снисходительной улыбкой спросил Виктор.
— Потому что мы хотим рассказать тебе о Саше.
Томми извлек из рукава козырь. Правда, он пока что не знал, как брат отреагирует на этот самый козырь.
Виктор побледнел.
— Саша? — с плохо получившимся равнодушием спросил он. — При чем здесь она?
— Сейчас узнаешь, — сказал младший брат. — Ты поможешь нам, потому что ты, наверное, хочешь спасти Сашу. Ты же хочешь ее спасти?
— Хочу, — вырвалось у Виктора.
И Чарли Уиллинг, этот странный мальчишка, начал быстро-быстро, чтобы тролль ничего не понял, рассказывать…
Мелодия из водевиля «Четыре скелета, играющие в кости» достигла пика своего безумия и лихорадочного бега. Все, что произошло дальше, больше походило на воплощенное сумасшествие и вообще было настолько нелепым и невозможным, что действительно стало напоминать спектакль. Жуткий хэллоуинский спектакль.
Если бы Виктор Кэндл решился когда-нибудь сперва дописать, а после и издать свою статью
Мог ли он знать, к чему все придет, когда неделю назад впервые за семь лет переступал порог Крик-Холла?
Разумеется, нет.
Над садом клубились тучи, а в сердце Виктора уже началась гроза. Он нервно теребил цепочку часов и пытался сконцентрироваться, повторяя про себя: «Я здесь не один… Я здесь не один…»
Что ж, в каком-то смысле Виктор был прав. В саду за празднично накрытым столом собрались почти все, кого он видел в доме за последние дни. Еще бы, ведь именно ради этого званого вечера хозяева как следует расстарались, а гости собирали в дорогу чемоданы. Все разоделись в лучшие костюмы и шляпы, все были знакомы друг с другом, вероятно, уже тысячу лет, и только Виктор чувствовал себя здесь совершенно неуместным — единственным незваным гостем.
Ну и не стоило забывать о том, что это был не простой ужин, а сборище ведьм и колдунов. Повсюду сами собой по воздуху летали тарелки и приборы: ножи без какой-либо помощи хозяев нарезали аппетитные мясные рулеты, самым ленивым ведьмам вилки отправляли куски пирогов в широко раскрытые рты, бутылки с вином отплясывали вокруг гостей, обновляя им бокалы.
А что уж говорить о блюдах, которые стояли на столе. Блюд этих здесь было так много, что создавалось впечатление, будто их готовила целая армия: горящий пудинг и пудинг с застывшими глазами — Виктора всякий раз начинало тошнить, стоило ему глянуть в ту сторону; здоровенный запеченный осетр, постоянно раскрывающий рот и лениво двигающий хвостом; всевозможные пироги во главе со своим королем — громадным и пышным «Канунником»… Еще здесь был имбирный хлеб, только испеченный и пугающе шевелящийся, словно бы дышащий.
«Никакого хлеба!» — подумал Виктор, глядя, как тетушка Рэммора отрывает большой подрумяненный кусок и отправляет его, пульсирующий, как человеческое сердце, себе в рот, а потом достает что-то оттуда с радостным возгласом: «О, монетка! На счастье!»
Впрочем, Виктору и так ничего не лезло в горло. С начала ужина он к еде даже не притронулся, лишь ковырял вилкой кусок рыбы на тарелке и, стараясь делать вид, будто ничего необычного для него кругом не происходит, косился по сторонам.
Гости ужинали, шутили и смеялись, то и дело поздравляли друг друга с праздником и хвалили кулинарное мастерство хозяйки. Больше никто не скрывал свою, как называл это Виктор, «чертову ведьмовскую суть»: у присутствующих появились острые и треугольные, похожие на акульи, зубы, все без исключения носы удлинились и загнулись крючками, а глаза в глубине непроглядных теней округлились, словно вдруг лишившись век.