Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

Я пытаюсь перенестись мыслями на годы вперед, в собственное будущее, когда стану взрослым и смогу вспоминать эти суды без обиды и даже с чувством некоторой ностальгии. «В один прекрасный день все это не будет казаться таким страшным», – убеждаю я себя. Такой подход мне помогал в разных стрессовых ситуациях, но только до определенной степени. Часы на стене тикают, дверь медленно и со скрипом открывается. Иногда меня вызывают первым, иногда – где-то в середине, иногда – самым последним. Порой хочется, чтобы тебя вызвали раньше, чтобы все побыстрее закончилось, но, с другой стороны, всегда существует вероятность того, что преподобного позовут к телефону и это отменит наказание, потому что у него, скажем, только что умерла мать, или начнется землетрясение, которое разрушит здание, после чего я спасу преподобного отца Уолша из-под обломков его собственного кабинета.

«Вот молодец!» – похвалит он меня тогда.

Однако мечтания в сторону, потому что во время экзекуции потребуется совсем другой вид героизма.

«Сними пиджак и повесь его на спинку стула».

Окно кабинета выходит на футбольное поле, на котором бросают мяч и тренируются в беге.

Кажется, что все в мире, кроме меня, живут беззаботно и прекрасно.

«Наклонись, стоя лицом к окну».

Иногда может получиться, что на тебе под серыми фланелевыми штанами две пары трусов, но такое совпадение случается очень редко, а способ засунуть в трусы тетрадь работает только в комиксах. За спиной слышно, как палка резко рассекает воздух, а потом резкая боль, словно тебя рапирой ударили по ягодицам. От боли перехватывает дыхание, и ты инстинктивно выпрямляешься.

«Наклонись».

Не может быть, неужели он собирается это повторить?

Свист палки в воздухе.

Удар приходится практически в то же место, что и первый. Ты снова разгибаешься.

«Наклонись».

Человек, распятый на кресте около окна, отворачивает взгляд от сцены пытки. Неужели то, что происходит, делается во имя Него?

Свист палки в воздухе. Ты снова рефлекторно разгибаешься.

«Наклонись».

Если в этой процедуре и есть гомоэротический элемент, я его совершенно пропустил, и у меня такое ощущение, что упустил его и сам священник. Наказание палкой – это всего лишь бессмысленное, псевдоакадемическое, псевдорелигиозное, тупое средневековое насилие, получившее официальный статус. Свист палки в воздухе. Я снова резко распрямляюсь. Клянусь, что после четырех ударов, несмотря на всю свою крутость, вы наверняка расплачетесь если не от боли, то от чистой злости. Сколько можно бить? Что я сделал, чтобы заслужить это наказание?

«Наклонись».

Никто не спорит, что даже одной угрозы этого варварского наказания вполне достаточно для того, чтобы сделать нас покладистыми, тихими и послушными. Это наказание является умопомрачительно эффективным. Мне вот только интересно, какими людьми выросли те, кто пережил это болезненное и унизительное наказание. Я бы предположил, что если мы и превратились в ответственных и законопослушных граждан, то явно не благодаря такому отношению, а вопреки ему. Любая надежда на то, что я стану слепо следовать заветам и мудрости церкви, вылетала в окно с последним ударом палки.

Я рад тому, что в наши дни ученики в школах стали гораздо более счастливыми, а телесные наказания отменили много лет назад, но должен заметить, что и в мое время были отдельные учителя, которых можно было назвать лучом света в темном царстве. Эти люди горели желанием передать нам свои знания. Для них возможность преподавать была таким же благословением, как и желание стать священником, и далеко не просто работой. Лучшими учителями были те, кто мог заразить весь класс своим энтузиазмом, и благодаря этим людям у меня появился интерес к печатному слову, к книгам и миру идей. Меня вдохновляла их энергия, я захотел учиться, потому что процесс обучения казался настоящим приключением, целью которого было открытие неизвестных и скрытых от глаз таинственных континентов.