Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

У меня нет желания рассказывать ему всю историю своей жизни, но он был откровенен, и я должен ответить той же монетой.

«Я семь лет учился в средней классической школе…» Своим тоном я хочу показать, что это была тоска зеленая, что, в общем-то, недалеко от истины. Впрочем, у него другое мнение.

«Так какого хера ты здесь делаешь?» – спрашивает он.

«В смысле? – переспрашиваю я. – Я что, свою норму не тяну?»

«Я не об этом, – отвечает он. – Ты нормально пашешь, просто тебе совершенно не обязательно быть здесь. Ты можешь найти работу поинтереснее».

Я не спорю и продолжаю копать канаву в бесплодной глиняной земле. Спустя несколько дней меня переводят на самосвал, но погода портится, и многих из нас, включая меня, увольняют за два дня до Рождества. Ну и пусть.

По субботам я обычно хожу на танцы в огромный, выкрашенный белой краской клуб Plaza, расположенный у побережья. Именно здесь за двадцать лет до этого повстречались мои родители. Читатель может подумать, что я должен обходить стороной это место, но все совсем не так. Я прихожу сюда не для того, чтобы знакомиться с девушками, а ради выступлений музыкальных групп. За вечер обычно выступает три местных группы, которые играют абсолютно отбитый винегрет из психоделики, соул-классики Motown и длиннющие 12-тактовые блюзы с самыми бездарными из возможных барабанными соло… За вечер я приглашаю пару девушек на танец, просто для разнообразия. Но чаще всего общение с ними – это просто потеря времени. Я приглашаю, они односложно соглашаются и чаще всего игнорируют меня на протяжении всей песни. Смотря в потолок, сердито косятся на старающихся подавить смех подружек, проверяют, лежат ли на месте их сумки. В общем, смотрят куда угодно, но только не на меня. Меня это расстраивает, я им совершенно безразличен.

Когда все мои попытки идут прахом, в качестве запасного варианта всегда есть простенькие девушки. Их обычно игнорируют, выбирая более красивых, и они часто очень рады приглашению на танец. С ними гораздо веселее, потому что, в отличие от своих красавиц-подруг, этих занятых собой девственниц, танцующих вокруг своей лежащей на полу сумки, у простеньких девушек есть характер.

Той зимой я часто общаюсь с красивой девушкой по имени Мэйвис. У нее хорошее чувство юмора и любопытный взгляд на мир, который никак не связан с ее косметичкой и зеркальцем. Мэйвис умеет открывать бутылку пива зубами. Понятное дело, я влюбился. Мы проводим вместе несколько блаженных недель, потом она уезжает к сестре в Лондон, мы несколько месяцев переписываемся, потом наша связь прерывается.

Моей первой настоящей девушкой была Дебора Андерсон. Мы познакомились с ней на дабл-дейте – двойном свидании двух пар, на которое я пришел с приятелем по Молодым христианам Джоном Мэджином. Я положил глаз на ее подружку, которая весь вечер сморкалась в мокрый платок. Джону в тот вечер удача тоже не улыбнулась. Спустя неделю мы снова встретились в пабе, и получилось так, что в моих объятиях оказалась Дебора, а Джон поплелся домой в одиночестве.

Дебора – настоящая красавица, высокая и застенчивая. Она немного сутулится, потому что стесняется своего роста. У нее длинные худые ноги, темные волосы и голливудская улыбка. Несмотря на странное начало наших отношений, мы без ума друг от друга с первой минуты. Всем, кто видит нас вместе, становится очевидно, что мы влюблены. Мы исследуем тела друг друга и, как дети, в темноте обещаем, что всегда будем вместе, подкрепляя эти слова безмолвными движениями губ и рук в попытке поймать и удержать будущее. Мы заключили молчаливый контракт о том, что идем на сексуальный риск, а после лелеяли нашу страсть, купаясь в ощущении опасности, новизны и желания. Наша невинность была как воспоминание о рае, потеря невинности произошла у меня достаточно поздно, отчего все это ощущалось более остро. Моя мама, неисправимый романтик, видит в нас с Деборой ту идеализированную картину любви, о которой мечтала, но которой не получила. Она обнимает ее, как дочь, надеясь, что нас с ней ждет счастливое будущее. Возвращение к себе из дома Деборы вдохновит меня много лет спустя на написание песни со словами о том, что любовь – это ощущение потери чувства земного притяжения.

Дебора работает секретарем в адвокатской конторе в Ньюкасле. Кажется, у нее нет никаких амбиций, кроме как выйти замуж и жить семейной жизнью. Мы никогда этого не обсуждали, но так или иначе мысли о браке являются подтекстом всех отношений людей разных полов моего поколения и принадлежащих моему классу. Я буду поддерживать такое положение дел, но в душе считаю его пережитком прошлого. Мы переживем ложную беременность, а потом я сойдусь с дочерью директора школы, и спустя четыре года Дебора умрет. Мысли о ее смерти будут сопровождать меня всю оставшуюся жизнь…

Поработав кондуктором автобуса и строителем, я решаю устроиться на офисную работу. В помещении, каким бы оно ни было, не холодно, и такой карьерный рост будет приятен моей матери, а я могу делать вид, что в офисе я по полной использую свою «гениальную голову». В газете Evening Chronicle нахожу объявление: «Используйте свое образование, начните карьеру госслужащего». Красивым почерком пишу заявление и подаю его в Управление налоговых сборов. Обнаруживаю в гардеробе свой старый галстук, костюм «в елочку» и более или менее приличные ботинки. Причесываюсь и еду на поезде в Манчестер на двадцатиминутное собеседование, во время которого предстаю перед комиссией в составе нескольких мужчин средних лет, которые задают мне вопросы наподобие «А есть ли у вас хобби?».

Меня подмывает соврать и ответить, что я обожаю ловить рыбу на мух, но понимаю, что могу поставить себя в дурацкое положение, если спросят о том, сам ли я изготавливал свои блесны или в какой реке графства Нортамберленд лучше всего ловится форель. Я мог бы, конечно, ответить, что люблю музыку, но это скорее страсть, я бы не стал называть музыку своим хобби. Я отвечаю, что мое хобби – это ходьба.

«А куда и где вы ходите?»

«Ну… практически всегда и везде», – расплывчато отвечаю я.

«Полагаем, что на этой работе вам не придется много ходить, мистер Самнер».

«Думаю, да».

«А какие газеты вы читаете?»

Я вспоминаю, что нахожусь в Манчестере, поэтому говорю: «Guardian?» Несколько человек удивленно приподнимают брови, я решаю, что выбрал слишком левое издание и добавляю: «И еще…Telegraph».