Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

Кит – человек практического склада характера. Он проходил практику в инженерной компании в Ньюкасле и теперь учится в вечерней школе. У него хватит сил и терпения получить хорошее образование, диплом и в конце концов стать ведущим инженером-консультантом. Мой путь к успеху будет более сложным, чем у него, но уже на ранней стадии знакомства мы понимаем, что у нас много общего. Как минимум желание убежать из наглухо закрытого мира наших родителей. Мы гуляем вдоль моря, разговариваем и мечтаем иногда до самого раннего утра. Кит был первым человеком, которому я сыграл свои первые песни. Возможно, первые написанные мной песни оказались не самого лучшего качества, но он поддерживает меня и говорит, чтобы я продолжал. (Не так давно он напомнил мне, что одна из моих самых первых песен была написана про цветок в пустыне. Я уже совершенно позабыл об этой композиции и спустя тридцать пять лет записал песню Desert Rose, которая разошлась тиражом более миллиона экземпляров. Даже сейчас мне кажется удивительным, что такая личная вещь, как песня, может стать общественным достоянием, но, быть может, единственное, что для этого нужно, – это поддержка другого человека, который советует тебе не сдаваться, а продолжать писать.)

Если Кит стал моим Свенгали [персонаж романа Джорджа Дюморье «Трильби»], то младший из братьев Бригхам, Кен, – моим учителем. Вместе мы разучиваем разные песни, например The Stumble и Hide Away Фредди Кинга, и играем их бесконечное количество раз, до посинения. Пит играет на басу, мы с Кеном – на соло-гитарах. Нам нравится блюз. Мы смотрим выступления Питера Грина (Fleetwood Mac), Стэна Уэбба (Chicken Shack) и Джона Мейолла (Bluesbreakers). Мы мечтаем, что рано или поздно станем блюзовыми музыкантами. Если мы не репетируем в МХО, то играем в спальне Кена, живущего на чердаке старого викторианского здания на берегу моря. Однажды вечером у Пита было запланировано свидание и он не мог играть с нами. Тогда я вызвался сыграть на басу вместо него, а Кен взял в руки соло-гитару.

Вначале мне было дико непривычно. Басовая гитара чувствуется в руках как-то странно, потому что я привык к обычной, которая меньше размером, у нее куда короче гриф. Бас – инструмент массивный и лежит в руке как ружье. Во всем его внешнем виде проглядывает тихая красота. Бас – основа гармонии, базис, на котором строится композиция. Когда мы играли вместе с Кеном, я понял, что все сыгранное им в плане гармонии определялось нотами на басу. Если нам требовалось сыграть верхние части тона «до», то у него получался аккорд «до» только тогда, когда я играл его на басу. Постепенно у меня в голове начал зарождаться план. Весьма туманный, но тем не менее план. Я стал прозревать, что бас, пусть и не самый привлекающий к себе инструмент, может подойти мне по складу характера, весьма сдержанного и закрытого. И подойти едва ли не больше, чем гитара. Я буду стремиться к тихому героизму, буду таким же стоиком и приземленным человеком, как мой отец. У меня будут самые незатейливые и скрытые, но вполне реальные амбиции, и для достижения своих целей я буду настойчиво трудиться с нуля. Я подавлю желание блистать, я буду действовать постепенно, но настойчиво, так как подозреваю, что мне предстоит долгое путешествие.

Думал ли я о том, что стану известным музыкантом? Тогда я даже не был членом музыкальной группы. Я заканчивал среднюю классическую школу, и мне предстояли выпускные экзамены. В последний и самый важный год обучения я не вкладывался в учебу, а достаточно бездумно и беззаботно проводил время. Будущее в науке казалось мне такой же фантазией, как и будущее в музыке. Я играл на гитаре, слушал музыку, по вечерам болтался в аркадах развлекательно-игровых автоматов Spanish City в Уитли-Бей. Я был не единственным учеником выпускного класса, который несерьезно относился к выпускным экзаменам. Точно так же несерьезно отнеслись к ним два моих приятеля Пол Эллиотт и Хью Макбрайд.

Пол был очень хорошим барабанщиком и, помимо Кита, одним из тех, кто верил в меня или, по крайней мере, в меня как музыканта. Пол полон заразительного энтузиазма, но у него есть одна проблема – он не в состоянии выйти из тени своего успешного и богатого отца. Говорят, что ему все дается на блюдечке с голубой каемочкой, но я знаю, что он пытается построить что-то свое вопреки своему достаточно привилегированному положению. Видимо, даже у детей из богатых семей может не быть счастливого детства, и Пол регулярно напивается, как только представляется такая возможность. Я тоже часто «подлечиваюсь» алкоголем, но делаю это не так последовательно и основательно, как Пол. Я уже блюю дальше, чем вижу, стоя на улице у паба, а он все еще сидит в заведении и радостно делает очередной заказ.

Хью – старший сын в многодетной ирландской семье. Он невообразимо красив, у него синие глаза и точеные черты лица, словно у кинозвезды. Хью очаровательно близорук, но при этом отлично играет в футбол и возглавляет ученический совет школы. Хью, как и Пол, может много пить, и при этом его дружелюбный характер нисколько не меняется.

На следующий день после экзаменов мы голосуем на Вест-роуд по направлению из Ньюкасла, стоя на расстоянии сотни метров друг от друга. За спиной каждого рюкзак со спальником и сменной одеждой. Мы договорились встретиться в городе Странрар, откуда на пароме поплывем в Северную Ирландию.

Спустя три недели, в полночь, мы стоим на поле для гольфа, расположенном в графстве Даун на северо-востоке Ирландии. Мы будем спать в спальниках под открытым небом. Американцы вот-вот высадят астронавтов на Луну, а мы едва стоим на ногах. Мы жутко напились. Вместе с Хью мы вынесли Пола из паба и донесли до поля для гольфа, уронив его всего один раз.

Мы путешествовали автостопом, спали на скамейках в парках, в полях, с большим дискомфортом пару ночей провели на пирсе в порту Дун-Лэаре. За год до этого мы втроем автостопом добрались до небольшого курортного городка Полперро в графстве Корнуолл и провели там все лето в здании без крыши на вершине горы. Мы планировали послушать Дилана на фестивале на острове Уайт, но так туда и не добрались, хотя все равно прекрасно провели время.

Мы ловили машины каждый по отдельности, как профессионалы (никто никогда не возьмет на борт сразу трех парней), заранее договорившись, что встретимся вечером в следующем крупном городе. Передвигались на запад в сторону Лимерика и Керри. Однажды около города Трали меня берет на борт фермер. Он был в стельку пьян, и на заднем сиденье его машины в корзине лежало несколько поросят. Он говорит мне, что единственное, что дали ирландцам англичане, это сифилис. Я отвечаю, что для танго обязательно два человека, точно так же, как и для любой сделки. Фермер говорит, что я тот еще шутник.

Вместе с Полом и Хью мы добираемся до городка Дингл на юго-западе Ирландии. Каждый вечер мы напиваемся пивом с Bushmills и спим где придется. Это просто чудо, что за три недели нас ни разу не арестовали. Пьяные в дым, мы забираемся на гору Морн, потом едем на север и в Ларне садимся на паром в Англию.

Мы стоим на поле для гольфа в свете полной луны. Клянусь, я вижу, как космонавты ходят по Луне. Маленький шаг для них, гигантский шаг для нас.

После возвращения из Ирландии я получаю по почте коричневый конверт с результатами моих выпускных экзаменов. Я не вскрываю конверт в течение пары дней, но потом все-таки решаюсь. На небольшом листе бумаги написано, что у меня есть три попытки пересдать английский, географию и экономику. Что ж, по английскому у меня не худшая оценка, но вот остальные точно не откроют мне двери высших учебных заведений. В вуз я смогу попасть как минимум после двух пересдач. Я отказываюсь от этой затеи и становлюсь совершенно свободным, то есть начинаю плыть по течению.

В последующие шесть месяцев я меняю пять или больше мест работы. Сперва я устраиваюсь кондуктором автобуса. Увольняюсь, подаю на пособие. Потом нанимаюсь на стройку. Близится зима, и мы устанавливаем фундамент для ТРЦ в Байкере. В мой первый рабочий день мама неожиданно подложила мне свинью. Накануне вечером она предложила мне взять с собой сэндвичи, чтобы я мог перекусить во время обеденного перерыва. Утром я забираю подготовленный ею пластиковый контейнер Tupperware. Работа в первой половине дня прошла спокойно. Я умею пользоваться лопатой и киркой, но хочу водить самосвал. У водителя самосвала самая лучшая работа на свете – он, грея руки от работающего мотора, ждет, пока машину загрузят, потом, как король, отъезжает в облаке дизельного дыма, пытаясь привлечь внимание девчонок в офисах на другой стороне улицы. Я хочу такую работу.

Настало время обеда, и двадцать рабочих набиваются в бытовку на краю стройки. Строители, здоровенные мужики, достают свои бутерброды размером с кирпич, чтобы после еды закурить и начать читать Mirror, The Sun или Sporting Life, попивая чай из термосов и отпуская грубые шутки. В бытовке дым коромыслом из побитой железной урны, использующейся как пепельница. Я новенький, поэтому тихо сижу в углу. Хочется есть, и замерзшими пальцами я снимаю крышку с контейнера Tupperware и тут же в ужасе закрываю. Моя любимая мама наделала мне маленьких бутербродов с огурцом, которые наверняка пришлись бы к месту в доме викария, пригласившего на чай нескольких прихожан, но не в этом дантовском инферно. Такие бутерброды – все равно что появиться в бытовке с розовой татуировкой и жемчужными серьгами.

«Чё такое?» – спрашивает меня один из строителей.

«Чё-то не голоден», – отвечаю я весьма неубедительным тоном.

С тех пор я сам собираю себе обед.

Проходит несколько недель. Вместе с парнем приблизительно моего возраста я рою канаву в беспросветной глине. Холодно, мерзко, спина болит, и кожа на ладонях пошла волдырями. Когда прораб куда-то отошел, мы начинаем говорить об образовании. Он ушел из обычной школы в возрасте пятнадцати лет. Когда юноша не работает на стройке, то сидит на пособии.

«Моя жизнь – гребаный спектакль, – говорит он и плюет на ладони. – А твоя?»