Грязная, мокрая, ослабевшая, Андреа с трудом поднялась с дивана, но ноги не держали ее, и она начала падать. Стоявший рядом Морис первым бросился к ней и успел подхватить ее, вскинув с неожиданной силой на хилых своих руках.
– Так, – сказала Молли. – Вот Морис и отнесет тебя наверх. И все будет хорошо… – Она двинулась к двери. – Сюда, пожалуйста, Морис…
– Ладно, – сказал Морис, которому, по-видимому, ничего другого не оставалось делать.
Я наблюдала за лицом Андреа. Когда Морис шел к двери, глаза ее открылись, и взгляды наши встретились, схлестнувшись. И я поняла, что она лжет. А она поняла, что я поняла это.
Приникнув к груди Мориса, она опять начала вопить. Ее быстро уволокли прочь.
Мы слушали тяжелые шаги Мориса из холла и потом вверх по лестнице. И Элиот с непередаваемым и мастерским подтекстом проговорил:
– История эта дурно пахнет. – Он покосился на Гренвила. – Сейчас позвонить в полицию или позже?
Тут Гренвил наконец нарушил молчание:
– Кто говорил хоть слово о полиции?
– Но ты же не собираешься спустить ему это с рук!
– Она лжет, – сказала я.
Оба мужчины с некоторым удивлением посмотрели на меня. Гренвил прищурился. Вот такого его взгляда можно было действительно испугаться. Элиот нахмурился:
– Что ты сказала?
– Может быть, доля истины в ее объяснениях есть. Даже большая доля. Но все-таки она лжет.
– Как это лжет?
– Ты же сам говорил, что она без ума от Джосса… не оставляет его в покое. Она мне рассказала, что часто бывает у него дома, и, видимо, так и есть, потому что описала она мне его квартиру правильно во всех деталях. Я не знаю, что произошло вечером. Но я твердо знаю, что, если бы Джосс захотел, чтобы она пошла с ним, она не просто бы пошла, а побежала бы. Без всяких возражений.
– Тогда каким образом, – ровным голосом спросил Элиот, – ты объяснишь синяк на ее лице?
– Не знаю. Я и говорю, что остального не знаю. Но вот в начале истории все выдумано.
Гренвил шевельнулся. Слишком долго он стоял неподвижно. Он медленно направился к своему креслу и осторожно опустился в него.
– Мы можем узнать, что произошло на самом деле, – наконец проговорил он.