– Коля!
– Ну, факт же.
– Ты невозможный тип, – простонала она в подушку.
– Уж какой есть, – невозмутимо ответил он. – Всё, я в душ.
– Ник… ты поел?
– Угу. Спасибо. Очень вкусно.
– Тогда смотри… – На кухонный стол кладётся бумажная салфетка, на которой лежит тонкая полоска ламинированного картона.
– Ого… Это значит… А ты перепроверяла?
На салфетку кладутся еще две тонких полоски – с теми же двумя поперечными линиями.
– Дважды.
– Ух ты… Значит, мы забеременели в первый же цикл, да? Круто.
– Круто и всё?
– Ну… Я рад. Правда. Очень рад. Мы же этого хотели.
– Что-то не очень заметно, что ты рад.
– Люб… ну ты же знаешь… У меня с выражением мыслей не очень. Не умею я.
– Всё ты умеешь. Когда хочешь. – И она неожиданно поворачивается, спиной к нему, лицом к окну.
Ник задумчиво смотрит на замершую фигурку в угасающем свете заката. Видимое напряжение в спине, шее, плечах, руках, демонстративно засунутых в карманы джинсов. Не дала ему и минуты на то, чтобы осознать. Невозможная. Нетерпеливая. Любимая.
Поднимается с места, обходит Любу, встаёт перед ней. Она упорно продолжает смотреть мимо него в окно. Да и пусть смотрит.
И он опускается на колени. Расстёгивает пуговицу, молнию на ее джинсах. Приподнимает трикотажную кофточку. И прижимается губами к плоскому животу. Там, в том месте, где под кожей находится небольшой, с ее кулак размером, орган, в котором сейчас происходит чудо. Согласно заложенной в них программе, делятся клетки, создавая новую жизнь. Нового человека. Их ребёнка.
Его поцелуи нежные, лёгкое касание губами чуть ниже пупка. Ее пальцы ложатся на его затылок, ерошат рыжий ёжик. Люба вздыхает довольно.