– Кто ее отстегнул? – Он кивнул на Мирославино запястье.
– Он. – Артём с ненавистью посмотрел на Елагина. – Только не отстегнул, а отстрелил.
Значит, отстрелил… Интересное получается кино. Главный подозреваемый за каким-то чертом спасает жертву. Во второй раз спасает. Не складывается картинка. Совсем не складывается…
Самохин уже хотел было задать следующий вопрос, когда тишину нарушила громкая трель. От неожиданности все они вздрогнули. Все, кроме Елагина. Тот равнодушно склонил голову к плечу. Трель доносилась из кармана его ветровки. Вот таким хреновым Самохин оказался сыщиком. Подозреваемого обезоружил, а карманы не обыскал… Старость, что ли?
Он сунул руку в карман Елагина, вытащил мобильный, посмотрел на экран, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Кто такая Свиридова?
– Это Гала, – в один голос ответили Морозов и Мирослава. И в голосах их было изумление.
– Кто? – переспросил Самохин, нажимая на значок с зеленой трубкой.
– Мать нашей воспитанницы. – Теперь в голосе Мирославы прорезалась тревога.
– Ясно, – буркнул он, а в трубку громко и отчетливо сказал: – Старший следователь Самохин слушает!
Несколько секунд в трубке царило молчание, а потом по барабанным перепонкам рубанул женский крик, почти визг:
– Она не пришла домой! – Неведомая ему Свиридова явно пребывала в возбужденном состоянии, возбужденном и, кажется, не совсем адекватном.
– Кто? – спросил он строго, хотя загривок уже сковало неприятным холодком. – Кто не пришел домой?
– Василиса! Моя дочь не пришла домой из этой чертовой школы!
Свиридова орала так громко, что крик ее был слышен всем присутствующим. Мирослава резко высвободилась из объятий Морозова, во взгляде ее плескалась паника.
– Как?.. – прошептала она побелевшими губами.
Самохин посмотрел на наручные часы. Полночь – самое бесовское время. А эта нерадивая мамаша только сейчас обнаружила, что ее дочери нет на месте…
– Дайте мне с ней поговорить! – Мирослава едва ли не силой вырвала у него мобильный, закричала в трубку: – Галя, Василисы нет дома?
– Это ты?.. – Голос в трубке изменился, к панике добавилась ярость. – Это ты во всем виновата, сука! – заорала Свиридова. – Я тебя предупреждала! Я говорила тебе, чтобы вы лучше присматривали за моей девочкой! А ты что? А ты еще посмела мне угрожать! Эй! Эй, следователь, ты слышишь меня? Я предупреждала эту суку, что моей девочке угрожает опасность, а она меня проигнорировала!
Даже в отсветах пожара было видно, как сильно побледнела Мирослава, какими черными, бездонно-пустыми сделались ее глаза.