Ответы удивили. Странно, что таким вопросом не задался никто до него. А Дмитрий Леонидович, он же дядя Митя, оказался бывшим зэком, отмотавшим свой срок больше двадцати лет назад. Был он из местных, из деревенских, учился в одном классе с Всеволодом Горисветовым. Друг детства, так сказать. Вот только один из друзей стал олигархом и меценатом, а второй покатился по наклонной дорожке. Вор-рецидивист. Вроде бы, ничего общего с убийствами и, уж тем более, с маньяками, но проверить его стоило. А потом всплыла та история с ограблением чернокаменского ювелира. Ограбление было странное, по утверждениям потерпевшего, ничего ценного не пропало, только дневник Августа Берга. Имя это к тому времени уже было у Самохина на слуху, имя это было связано с Горисветово, и уже одно это настораживало.
В кулуарах ходили слухи о причастности к случившемуся пропавшего без вести Разумовского. Очень, знаете ли, удобно все списывать на пропавшего без вести. И убийства, и ограбления! Вот только не пойман – не вор. А один вор на примете как раз-таки имелся. Матерый и опытный, водивший дружбу с хозяином Горисветово. Или дело было не в дружбе, а во взаимных услугах, которые оказывали друг другу бывшие однокашники? Елагин Горисветову – дневник Берга. Горисветов Елагину – теплое и непыльное местечко. И по датам все сходилось, Елагин запросто мог похитить для старого дружка этакую безделицу. Зачем Горисветову безделица – другой вопрос, с этим еще предстояло разбираться. Самохин бы и разобрался, если бы потребовалось, вызвал олигарха и мецената на допрос. Но в это самое время пришло заключение от судебных медиков о причине смерти извлеченного со дна затона Разумовского. Причиной смерти значилось удушение, а на словах эксперт сообщил Самохину, что, вероятнее всего, жертву задушили голыми руками. Из чего стоило сделать вывод, что убийца имел недюжинную силу. Или, как минимум, очень сильные руки, потому что и сам Разумовский был мужчиной крепким, мог оказать сопротивление.
Прямо во время чтения протокола за спиной у Самохина снова зазвенели проволочные крылья – верный признак того, что он на верном пути. И картинка складывалась занимательная, особенно, если сопоставить временные метки. Некто убивает Разумовского, душит его голыми руками, а потом топит в затоне. И почти в то же самое время Горисветовский маньяк нападает на девочку Мирославу. Душит бедняжку голыми руками и исчезает без следа, уступая место доброму самаритянину дяде Мите. Уже тогда у Самохина появились сомнения, останавливал его лишь факт, что Елагин девочку реально реанимировал. Если представить, что Мирослава могла стать невольной свидетельницей убийства Разумовского, то нападение на нее начинало видеться совсем в ином свете. Нападение – да, а что насчет реанимации? Это был тонкий момент, с которого начинались уже одни сплошные домыслы.
Зачем спасать свидетеля, который может выдать тебя с потрохами? Вряд ли Елагин мог предвидеть, что от гипоксии и пережитого девочка потеряет память. А может, реанимация была вынужденной мерой? Не могла ли Елизавета Веснина тоже стать свидетельницей убийства, на сей раз убийства ребенка? И что ему оставалось делать? Задушить еще и эту несчастную? Не слишком ли много убийств за раз на одного маньяка? Вот и пришлось Елагину имитировать бурную деятельность по спасению бедняжки. Доимитировался до реального спасения. Так сказать, перестарался. В таком случае можно понять его поразительную заботу и привязанность к Мирославе. Лучше быть рядом на тот случай, если к девочке начнет возвращаться память.
Окончательно в своей версии Самохин утвердился после разговора с медсестрой Верочкой. Тогда, во время самого разговора, Самохина что-то зацепило. Пришлось вспоминать и анализировать все до последнего сказанного слова. Вспомнил! Верочка обмолвилась, что одежда Елагина, когда они с ним курили, была грязная и мокрая. Про грязь еще как-то можно было понять, но мокрая… А не потому ли она была мокрая, что до этого Елагин занимался тем, что топил Разумовского в затоне? Других объяснений у Самохина не оставалось. И чуйка его криком кричала, что Елагина надо брать прямо сейчас! Сейчас брать, а разбираться и доказывать его вину уже потом, когда Мирослава и остальные окажутся в безопасности. Ему не впервой нарушать границы и брать на себя слишком много. Как говорится, на том и стоим!
А тут, смотри ты, как удачно все вышло! Преступник сам лично во всем признался. Прямо при жертве и двух свидетелях. Может совесть замучила за столько-то лет? Или у маньяков вообще нет совести? Ничего-ничего, с мотивами они разберутся на свежую голову, а пока нужно выяснить, чьи обгоревшие тела лежат у подножья башни. Что-то не похоже, чтобы Мирослава или Артём по ним особо убивались. Не в пример тому бедному парнишке, которого они нашли ровно сутки назад. Или эти двое просто пока в шоке? Не осознали до конца произошедшее? Мирослава, может, и не осознала, а вот парень не производит впечатление нюни. Этот уже все осознал и все просчитал. Решил и за себя, и за Мирославу. Вот и хорошо! Девочке нужен кто-то достаточно надежный, способный принимать решения. Поначалу-то она будет артачиться, такой уж у нее характер, а потом начнет видеть в происходящем преимущества.
Самого Самохина смущало лишь одно. Было кое-что, что не укладывалось в выстроенную им версию. Источниками сомнений были все те же эксперты. Во-первых, анализ содержимого клетки показал наличие в нем пепла, воска, какого-то пока неуточненного химического реактива и частичек человеческих костей. Самохин очень надеялся, что все это – дела давно минувших дней и нынешнего преступления они никак не касаются. Если только опосредованно. Но было еще кое-что, что беспокоило его гораздо сильнее. На одежде Разумовского тоже обнаружили следы воска. А вот это уже настораживало! Пока Самохин нашел для себя единственное верное объяснение. Разумовский работал в Свечной башне, часто задерживался там до поздней ночи. Если допустить, что в башне не было электричества, то можно предположить, что он пользовался свечами. Факт этот еще предстояло проверить, но пока Самохину вполне хватало признания преступника.
– Чьи тела? – спросил он, обращаясь исключительно к Артему.
– Горисветова младшего и тренера Седого, – ответил тот без запинки и безо всякой жалости.
Новость была не из приятных. Одна из жертв – сын самого Горисветова. Вой начнется на всю округу. Снова станут давить сверху. А ему и без того давления хватало.
– Это он их? – Самохин кивнул на Елагина. Тот стоял неподвижно, смотрел себе под ноги.
– Это сначала Горисветов Седого, а потом наоборот, – ответил Артём и равнодушно пожал плечами.
А Самохин призадумался. Как-то иначе он представлял себе картину преступления. Не сходился у него дебет с кредитом.
– Это как? – спросил он и нахмурился.
– Горисветов заманил в башню своего дружка Седого и Мирославу. – Парень говорил с явной неохотой, а Мирославу прижимал к себе с такой силой, словно боялся, что она может от него убежать. – Седого он запер в клетке и облил бензином, Мирославу приковал наручниками к ограждению.
Про наручники Самохин уже и сам понял, разглядел браслет на девчонкином запястье. Вот только все остальное он категорически не понимал. Горисветов младший виделся ему знатным говнюком, но убийцей… Убийца стоял вот тут, в метре от него. Смирненько стоял, не пытался ни заговорить, ни убежать.
– Он хотел сжечь Седого, а вину свалить на нее. – Артём погладил Мирославу по голове. – Не получилось. Огонь вырвался из клетки. Видите? – Он поднял лицо к подсвеченному губящим заревом небу.
Самохин кивнул. Хорошо, что пожарных он уже вызвал. Глядишь, удастся погасить пожар до того, как пламя перекинется на соседние здания. А пока нужно увести подальше выживших.
– Давайте-ка отойдем, ребятки. – Он толкнул в спину Елагина, кивнул Артему. – От греха подальше.
Они отошли безропотно и безмолвно. Все-таки, все они пребывали в шоке. Самохин их не винил. Он винил себя. За то, что докопался до истины слишком поздно и едва не опоздал. Да и до какой конкретно истины он докопался, если свидетель утверждает, что убийца не Елагин, а Горисветов младший?