Корона Мышки-норушки

Как в мою квартиру попали ценности, которые при обыске нашли? Догадайтесь!

– Константин подложил, – вздохнул я.

– Точно, – кивнул библиотекарь. – Когда Галина все мне рассказала, я очень удивился: ну как так? Бронислав велел другу моему, подлецу, заховать большой комплект: колье, браслет, три кольца, перстень и кулон на цепочке, а нашли только ожерелье и колечки. Хватило, чтобы у судьи не осталось сомнений насчет меня. Но куда остальное делось? Харченко-то много вещей по квартире разложил.

– У Ольги Ивановны была шкатулка, – объяснил я, – Алена рассказала, что в ней хранились перстень, браслет и кулон. Могу предположить, что теща вскоре после вашего ареста нашла часть того, что спрятал Константин, и забрала себе. Поскольку при обыске в квартире не обнаружили другую ювелирку, напрашивается вывод: Ольга «алмазный фонд» из дома вынесла, а когда зятя осудили, вернула. Она пребывала в уверенности, что зять вор и убийца. Браслет, кольцо и кулон Ольга хранила, они после ее смерти достались Алене. Потом их Юрий унес.

– Брату очень хотелось меня, шантажиста, надолго упрятать. И все получилось почти так, как он задумал, – продолжал собеседник, – одна осечка только была, Константину обещали, что он сухим из воды выйдет, но ему навесили срок, обвинили в содействии кражам. Харченко-то знал, чем я занимался, но молчал. Бронислав планировал Константина за решетку тоже запихнуть. Зачем ему такой свидетель на свободе?

Сигизмунд развел в чашке новую порцию напитка, который он считает отменным кофе.

– Харченко не отсидел весь свой срок, туберкулез подхватил, его выпустили по болезни. Умирать на свободу отправили, чтобы статистику смерти на зоне не утяжелять. Перед смертью Константин жене все рассказал, просил ко мне съездить, прощения попросить. Да она сразу последнюю волю мужа не выполнила, по какой причине, не объяснила, сказала: «Вот только сейчас собралась. И еще Костя хотел, чтобы ты знал: Бронислав сволочь, но не он главный. Твой брат получал солидный процент от продажи ювелирки, однако с заказчиками никогда не пересекался. Был главный, который всем заправлял, Броня ему служил».

Сигизмунд оперся ладонями о стол.

– Получается, банда работала. Я делал фото изделия и уходил в полной уверенности, что выполнил задание. Константин шел якобы в сортир, забирал из витрин когда два, когда три изделия. Глупый Гизи отдавал снимки Брониславу, подлый Харченко вручал ему драгоценности. А мой братец все тащил пахану.

Библиотекарь усмехнулся.

– Уголовники говорят: «Бог не фраер, все видит». Мне это высказывание не по душе, но оно верно. Все участники истории с ювелиркой получили по полной. Я сел на двадцать пять лет. Ольга Ивановна, которая меня мерзавцем считала, а сама браслет, кулон и кольцо сперла, умерла от тяжелой болезни. Бронислав меня перед всеми представил убийцей, подонком, не подумал, как на нем самом моя посадка отразится. Больно его щелкнуло. Пианиста Малежкина не стало, перед родственником осужденного закрылись все двери. Блестящая карьера в осколки. Бронислав стал аккомпаниатором у клоуна, тот на гармошке играл, частушки пел, всю жизнь этим занимался, в советские годы начал и до двухтысячных продолжал. Что с ним потом стало, мне не интересно. Брат с женой погибли в автокатастрофе. Константин умер от туберкулеза. Галину инсульт свалил. Где их дочь, не знаю. Никто счастливым не стал, каждому по мере его душевной подлости отсыпали.

Я молча слушал Сигизмунда, а тот объяснил:

– Меня за воровство, вранье и прочую дурь четвертаком наказали, но я теперь рад. На зоне к Богу пришел, покаялся. Бронислав точно в ад отправился, гореть ему там вечно. Молюсь за него, да убогий я молельщик. Племянница Екатерина вышла замуж за сына того мужика, которому Бронислав аккомпанировал.

– Вы наводили справки обо всех? – удивился я. – Зачем?

– Хотел узнать, может, кому помочь надо, – ответил Сигизмунд. – Тех, кто тебя ненавидит, зло сотворил, надо пожалеть. Но никого в живых, кроме Алены и Екатерины, не было. Я сначала Кате позвонил, представился, спросил: «Может, могу вам чем-то помочь?» Она коротко ответила: «У моего отца братьев не было». И трубку бросила. Я набрал во второй раз, хотел объяснить, что не обманщик, на самом деле ее родной дядя. Но она мой номер заблокировала. С Аленой иначе получилось. Пытался ей позвонить и слышал: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». В моей жизни теперь порядок и нет вопросов. Остался единственный, на который никогда не получу ответа. Но если подумать, зачем он мне?

– Что за вопрос? – поинтересовался я.

– Кому досталась корона принцессы Сули? – ответил Сигизмунд. – Мое последнее фото и последняя добыча Константина.

– Принцессы Сули? – удивился я. – Никогда о такой не слышал.

– Я тоже, – признался собеседник. – В то время, когда я занимался фотографированием в музеях, плохо знал историю. Большинство изделий, которые я снимал, не радовали глаз. Да, на них ушло много драгметалла, камней, они считались антиквариатом, сделаны в царские времена. Дорого все такое сейчас стоит. Но работа неинтересная, топорная, на вкус заказчика, а тот порой хотел иметь нечто «богатое», чтобы соседей-приятелей ослепить блеском ожерелья жены. И в прежние времена, и сейчас обеспеченные мужчины считают супругу, мать, дочь витриной семьи. Чем дороже кто-то из женщин одет, разукрашен, тем яснее становится окружающим материальное положение семьи. Нищие в изумрудах копеечку на улице не просят. Вот такие купеческие ожерелья, браслеты, серьги я не запоминал. Если опять увижу, то навряд ли смогу вспомнить, где их фотография, начисто вытеснил ювелирных жука и жабу из памяти. Однако в музеях были и другие изделия. Тоже очень дорогие, но прекрасные, настоящие произведения искусства, плод рук талантливых, вдохновенных мастеров. Меня охватывала печаль, когда их фотографировал, понимал: никогда ничего даже отдаленно похожего не сотворю. Ну кто даст мастеру колец-зайчиков уникальные рубины и сапфиры? Но даже если такой дурачок и найдется, то я дровосек, а нужен художник. На последних снимках, которые я сделал, – корона принцессы Сули. Увидел ее, и дух захватило. И вот странность! Диадема – моя последняя поездка. Больше Бронислав меня никуда не отправлял, потом был арест. Я все время ждал: вот меня про корону спросят, а та запредельной стоимости. Но нет! Об изделии даже не упомянули.

Глава тридцать пятая