Кардинал и герцог удалились, оставив короля и королеву с королевой-матерью, и вошли в кордегардию. Гофмаршал должен был непременно еще раз пройти через этот зал, чтобы попасть в зал Совета. Проходя, он приказал дворцовому лакею привести к нему меховщика королевы. Едва только Кристоф увидел, как к нему через весь зал направился человек, которого по одежде он принял за вельможу, сердце его забилось от страха, но чувство это, столь естественное в такую критическую минуту, превратилось в настоящий ужас, когда взоры всех придворных устремились туда, где он стоял, растерянный, со всеми своими картонками, и он услыхал:
– Господин кардинал Лотарингский и гофмаршал хотят с вами говорить и просят пройти в зал Совета.
«Неужели меня предали?» – подумал вдруг посланец реформатов.
Кристоф последовал за дворцовым лакеем, опустив глаза, и поднял их только тогда, когда очутился в огромном зале Совета, который едва ли уступал своими размерами кордегардии. Оба лотарингца были там: они стояли возле великолепного камина, смежного с тем, возле которого в кордегардии находились фрейлины обеих королев.
– Ты прибыл из Парижа? Какой дорогой ты ехал? – спросил у Кристофа кардинал.
– Я ехал по реке, монсеньор, – ответил реформат.
– А каким образом ты мог попасть в замок Блуа? – спросил герцог.
– Через порт, монсеньор.
– И никто тебя не остановил? – снова спросил герцог, не сводя глаз с молодого человека.
– Никто, монсеньор. Первому же солдату, который собирался задержать меня, я сказал, что имею поручение к обеим королевам и что отец мой – придворный меховщик.
– Ну, а что делается в Париже? – спросил кардинал.
– Там все еще разыскивают убийцу президента Минара.
– Так, значит, ты сын ближайшего друга моего хирурга? – сказал герцог Гиз, обманутый простодушием Кристофа, которое вернулось к юноше, едва только его смятение улеглось.
– Да, монсеньор.
Гофмаршал вышел, быстрым движением откинул портьеру, прикрывавшую двойную дверь зала Совета, и появился перед всеми собравшимися, среди которых глаза его искали королевского хирурга.
Амбруаз, стоявший в углу, поймал этот взгляд герцога и подошел к нему. Амбруаз душою уже склонялся к кальвинизму и в конце концов его принял, но расположение к нему Гизов и французских королей спасало его от всех преследований, которым подвергались реформаты.
Герцог, считавший, что он обязан Амбруазу Паре жизнью, всего несколько дней тому назад назначил его первым хирургом короля.
– Что вам угодно, монсеньор? – спросил Амбруаз. – Что, король заболел? Этого следовало ожидать.
– Почему?
– Королева слишком хороша собою, – ответил хирург.
ebooksa