Такова же была его уверенность в слове ребе.
Когда он еще не был в тузах, у его жены случились трудные роды.
Носка намеревался сам съездить к ребе, да лекарь не дал: тот и сам болен был, ему лишь недавно отворяли кровь и велели лежать в постели.
Пришлось послать Вольф-Бера.
Так как дело грозило человеческой жизни, Вольф-Бер отступил от своего обыкновения и поехал по железной дороге. Я еще тогда ему билет купил и усадил в вагон.
Приехал он благополучно к ребе, рассказал о деле, ребе ему и говорит:
— Все хорошо будет. Носка выздоровеет, его жена родит сына, но это ему обойдется в четыреста серебряных талеров. — Так и сказал.
Удивился Вольф-Бер и говорит:
— Ребе, народ думает, что Носка богат, а он даже далеко не зажиточен. Ему лишь везет в делах, но денег у него нет.
Ребе улыбнулся и ответил:
— Посол, исполняй данное тебе поручение. Поезжай домой на обряд обрезания!
Что ж, надо, значит, ехать.
Случилась Вольф-Беру обратная подвода. Поехал Вольф-Бер на санях, дело было зимой, домой. Дорога хорошая, гладкая.
Хасид, нашедший крестьянина, усадил Вольф-Бера в плетенку, накрыл одеялом, крикнул: «трогай!» и они поехали.
Крестьянин правит, а Вольф-Бер углубился в размышления о божественном, приготовляется к молитве, к которой приступит в первой же корчме.
Забыл вовсе, что теперь везде «монопольки» пошли, и еврейских корчем почти не видать.
Между тем, плетенка стала сползать, видно, отвязалась, а как стали подыматься в гору, и вовсе съехала.
Вольф-Бер сидит в плетенке на снегу, а мужик, знай свое, погоняет. Пытался Вольф-Бер кричать, но на его счастье мужик попался глухой — не слышит. Еле выбравшись из плетенки, Вольф-Бер побрел пешком, и угодил домой к самому обряду обрезания.
Входит Вольф-Бер в дом, а там обряд уже кончен, народ за столы садится; Вольф-Бер также умыл руки и сел между людьми своего звания.
Носка расхаживает с бутылкой вина и угощает гостей побогаче. Но, увидев Вольф-Бера, подошел к нему, поздоровался, спрашивает о ребе. Вольф-Бер тогда шепнул ему на ухо о четырехстах рублях.