Придя в себя, Цемах никак не мог вспомнить, что здесь случилось такое, почему он сидит в коридоре, такой усталый, весь покрытый холодным потом. Открыл он глаза, осмотрелся, потом услыхал голос пана из горницы. Цемах вспомнил все.
Он вскочил и побежал к двери. Дверь заперта. Цемах, нагнувшись, посмотрел через замочную скважину.
Видит: жена сидит на софе, пан — подле нее в кресле; на столе стоит угощение. Пан держит ее руки в своих. Вот он приближает ее руки к своим губам. Ужас объял Цемаха, отпрянул он от дверей; начинает бегать по коридору. Бежит он мимо девичьей. Дверь открыта. И вот он видит: его жена сидит меж девушками и учит их; глаза ее сияют мудростью и скромностью. «Что здесь такое? Привидение?!» Бежит Цемах снова к замочной скважине в панской горнице, видит: та сидит, склонившись к пану, ее голова на его плече; пан обнимает ее, приближает свои опьяненные дьявольской страстью глаза к ее бледному лицу, свои бесстыжие усы к ее губам… Ужас снова охватывает Цемаха, он опять бежит к девичьей, — видит жену свою среди девушек-сирот, видит ее воочию, слышит ее голос, жадно внимает ее мудрым речам:
— Еврейская дочь, — слышит он, как она учит сироток, — должна быть чиста, как хрусталь, как Святое Писание…
Но до ушей его доносится шум из той комнаты. Что-то его подымает и кидает туда. Она сидит уже на коленях у пана, обнимает обнаженной рукою его красную шею, и рот ко рту приближается, губы — к губам, звон поцелуя раздается… Снова Цемаха как сумасшедшего, отбрасывает от двери; он бежит назад, и уже издали доносится до него сладкозвучный голос жены из зеркальной горницы:
— Еврейская дочь должна быть тиха, как голубица, чиста, как зеркало без рамы…
Закружилась голова у бедного Цемаха; упал он, обливаясь потом, на стул и впал в забытье…
Когда час свидания прошел, он снова пришел в себя. Пан вышел из горницы; Цемах заметил лишь красный затылок в дверях, да и тот сейчас же скрылся. И вспомнилось Цемаху все, он хочет вскочить; но сияя сладкой скромностью, вышла к нему из зеркальной горницы жена, тихо приблизившись, положила руку на его лоб и сказала:
— Милость Божия за выкуп пленников!
И он ей ответил:
— За обучение сирот…
Цемах понял, что небо явило им свою помощь — наслало на охваченного страстью пана умопомрачение…
Брачная чета, или Сарра Бас-Товим[15]
ассказ, который я вам намерен передать, — весьма удивительная история и к тому же — истинная правда. Ни в какой книге вы этой истории не найдете, ни в какой градской летописи она не записана; я получил ее по изустному преданию из очень благочестивого источника…
Произошла эта история в давние времена, когда еще не было стольких городов и деревень, и лес тянулся без конца. Случилось это происшествие в Моравской земле. Еврейские общины там были редки, евреи рассеяны семьями по деревням, разбросаны по лесам, не слыша годами слова священного, молитвы общественной, кроме как в Судные дни, когда стар и млад стягивались в далекие города.
Жил в ту пору у некоего графа в поместье еврей-арендатор. Заработков до отвала; еврей пятьсот коров доит графских. Да и своих коров значительное число. Погреба его полны сыром да маслом; чердак ломится от хлеба, льна и кожи; бумажник за пазухой раздается в толщину; узелок арендаторши также пухнет; и сын у них растет здоровый, славный, точно юное деревце в лесу.
А все же однажды в зимнюю ночь арендатор сидел за восковой свечкой над счетами, пожевывая конец седоватой бороды и наморщив лоб, как при тяжелой заботе; сидит и смотрит отуманенными глазами в окошко.
— Не греши, муженек, — вывел его из раздумья голос арендаторши. Она вошла из другой комнаты. Она заглянула только что в комнату спящего сына, отчего ее лицо просияло.
— Слышишь? Я наклонилась к нему… Щечки румяны, точно свежая утренняя заря, а дыхание спокойно, тихо и пахнет свежими яблоками…
— Об этом-то я и печалюсь, — ответил ей арендатор. — Живем мы в деревне, далеко от еврейской общины; а годы проходят, годы летят. Где же нам взять невесту для нашего сына, как бы его просватать?
ebooksa