Хасидские рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

Однако чем я могу помочь? Я ей советую как-нибудь заманить его к ребе… Порешили — к Новолетию (Рош-Гашоно), потому что тогда народу там больше, со всего света съезжаются, и я убежден, что в Новолетие сила цадика тоже больше.

Но тут случается такая история. Однажды, к вечеру, жена говорит ему перед ужином, чтоб он вышел закрыть ставни, потому что она не хочет есть с ним за одним столом при открытом окне. Она берет в руки болт, он выходит на улицу. Вздыхая и шепча: «Не то, не то!» он притворяет ставень, она задвигает болт, но назад он уж не возвратился. Он исчез!

Что вы думаете, закипело в городе! Думали: сумасшедший, пошел зимой купаться и утонул, или так себе ушел за город и заблудился, — сумасшедший ведь.

Наняли мужиков, искали в реке, в окрестностях, — ни следа. О бегстве и не подумали. Ведь действительно, случается, человек убежит от жены, отчего же нет, мало людей удирает?

Но человек поужинает, оденется, — кто же оставляет на столе миску горячих клецок и удирает в старом, будничном сюртуке? А женщины жаль, просто сердце надрывается! Мало ей денег стоило! Угощенья на свадьбу, одежда, свадебные расходы… И за что? Про что? Четыре недели прожила с мужем. И какая это была жизнь! Правда, он ей дурного слова не сказал, но не сказал и хорошего, все одни только сумасшедшие слова: «Не то!» Она и так сохла изо дня в день, так надо было ей еще стать агуной[44].

Что же делать! Стали писать цадикам. Ничего не помогает. Точно в воду канул. Казалось бы, конец. Так нет. Вдруг, точно с неба свалившись, является посланный с разводом. Думаете, может быть, издалека? Нет, всего за пять верст от города, из Пищевки.

Ну, разве могло кому-нибудь прийти в голову, что такой сумасшедший убежит всего за пять верст?

Никто и не догадался искать его так близко. Вместе с разводом он прислал ей еще расписку на двести злотых, которые она израсходовала. Он выплатит, писал он, по злотому в неделю, а обеспечением будет служить все его имущество. Первый злотый тут же передал ей посланный.

Спустя несколько недель он явился сам и опять стал подыскивать себе учеников.

— Сумасшедший, — говорю я, — зачем ты явился? Не мог ты остаться там?

— Я стосковался, — говорит он.

— По ком?

— По здешнему кладбищу, — отвечает он и говорит это так серьезно, что страшно становится слушать его. Вы слыхали, чтоб человек тосковал по кладбищу? Да, он тоскует, — он не врет. После вечерней молитвы он каждый вечер уходит за город и шатается вокруг кладбища. Он коген, зайти ему нельзя, так он шатается около забора и издали смотрит на памятники.

Что за черт, думаю я. Может, это средство от бездетности? Не стал ли он каббалистом? А чего доброго, и колдуном?!

Что вам сказать, мне разное на ум приходило. Как знать, или он скрытый цадик, или он дьяволу душу продал… Я почем знаю? В детстве я слыхал, что если сделать свечу из жира младенца с фитилем из цицес, можно стать невидимкой. И поверьте моему слову, если бы я не знал, что он коген, я бы подумал, что он снюхался с шайкой воров и ищет под забором младенца! Красть, разумеется, Мойшеле реб Иоселес не станет, но доставлять свечи, может быть, и да… Мало чего человек не сделает ради куска хлеба?..

Однако, это не то. Он уже неделями все ходит да посматривает, а ни о чем таком не слыхать и не видать. Ну, вот, поймите его! Так вы уже понимаете, что называется «сумасшествием»! Говорят «сумасшедший», — верьте!

Так-то, так-то, реб корев[45]! Мойшеле — мой товарищ, я люблю его, как свою жизнь… но сумасшедший он все-таки, бедняга… Женить его трудно, очень трудно. Ну, я не говорю вам «нет»… Вы, конечно, хотите что-нибудь заработать, так делайте, как знаете.

Вот видите ли, если вы для меня имеете партию…

Штраймель

о ремеслу я — шапочник, но специальность моя — штраймель. Главный же мой заработок от мужицких сермяг и рабочих полушубков. Иной раз ко мне заглядывает и Лейб-мельник со своей енотовой шубой.