Удивленный, изумленный, спрашивает на улицах народ:
— Господи, неужели песня сиротки? Песня сиротки?
Исправилась песня. Исправился ученый. Перед отъездом ребе Довид отозвал его в сторону и сказал:
— Ученый! Ты оскорбил еврейскую дочь! Ты не заметил первоначального корня ее песни. Назвал ее непотребной.
— Ребе! Назначьте епитимию, — просит ученый.
— Незачем! — ответил ему ребе, царство ему небесное, — вместо епитимии, лучше сотвори милостыню.
— Какую, ребе?
— Выдай эту девушку замуж. Доброе дело!
Теперь выслушайте еще кое-что.
Через несколько лет, когда девушка уже давно была замужем за вдовым писцом, узнали о ее происхождении.
Оказалось, что девочка — внучка старого Кацнера!
Его зять пошел как-то раз с молодою женою в театр, а в их отсутствие украли их единственную дочь…
Возвратить им дочь теперь не смогли. Мать давно умерла, а отец был в Америке.
Если не выше еще…
ежедневно на рассвете во время «Слихос» немировский цадик исчезал.
Его не видно было нигде, ни в синагоге, ни в молельнях, ни — само собою — при домашнем богослужении. Двери оставались открытыми, входил, кто хотел (краж, конечно, не случалось): в доме никого.
— Где может быть цадик?
— Где ему быть! Конечно, на небе. Мало дела там, что ли, у цадика перед «страстными днями?» Мало о чем позаботиться надо? Евреям (не сглазить бы) нужны пропитание, спокойствие, здоровье; нужно удачно детей сосватать; что называется, быть как следует перед Богом и перед людьми. А грехи ведь велики, и дьявол тысячеглазый видит все и доносит и обвиняет…
Кому же заступиться, если не цадику?..
Но случился тут однажды литвак, — смеется…