И тут он обратился к присутствующим:
— У меня когда-то был ученик Hoax… Правда, голова у него была прекрасная, но его все тянуло в сторону. Я сделал ему одно предостережение, другое, собирался уже сделать третье, как он вдруг исчез… Но он ли это?
— Кто может знать?
И он начинает обрисовывать его: худой, маленький, с черной бородкой, с черными вьющимися пейсами, тихим голосом, задумчивый и т. д.
— Возможно, — говорят присутствующие, — что это он и есть — очень похож.
Я уж благодарил Бога, когда приступили к потрапезной молитве.
Но после молитвы произошло нечто такое, что мне и присниться не могло.
Брестский раввин понимается со скамейки, Отзывает меня в сторону и говорит шепотом:
— Веди меня к твоему учителю и моему ученику. Только, слышишь — никто не должен знать про это.
Я, конечно, послушался, но по дороге спрашиваю со страхом:
— Брестский раввин, — говорю я, — с какой целью вы идете к нему?
А он мне запросто отвечает:
— При потрапезной молитве мне пришла в голову мысль, что до сих пор я осуждал заочно… Я хочу видеть, видеть собственными глазами. А может, — прибавил он потом, — Бог мне поможет спасти своего ученика.
— Знаешь, безбожник, — говорит он затем шутливо, — если твой ребе тот же Hoax, что учился у меня, то он может стать великим мужем во Израиле, раввином в Бресте!
И две горные вершины встретились… И если я остался между ними на месте, то это только чудо небесное!
Бяльский цадик, благословенна память его, посылал своих хасидов в Симхас-Тору[11] гулять за городом, а сам сидел на балкончике, и глядел и радовался на них.
Это была не нынешняя Бяла. Тогда это было лишь маленькое местечко, одни только маленькие деревянные домики, не считая синагоги и бет-гамедраша цадика. Балкончик был на втором этаже, и оттуда все видно было, как на ладони: на востоке — холмы, на западе — река… А цадик сидит и смотрит. Видит нескольких хасидов, идущих молча, и бросает им сверху начало мелодии — они подхватывают ее и продолжают прогулку уже с песней на устах. И группа за группой проходят они мимо, и направляются за город с пением и истинной радостью, — с истинной «радостью Торы». Сам же цадик сидит себе на балкончике.
Но тут цадик, видно, услыхал другие шаги: он поднялся и пошел навстречу Брестскому раввину.
— Шолом-Алейхем, ребе! — сказал он скромно, своим сладким голосом.
— Алейхем-Шолом, Hoax! — ответил Брестский раввин.
ebooksa