Бернсон убавил шаг:
— Да ну! Неужели пристрелили? А жаль… Собаку-то можно купить. Щеночка. Надо будет завести. Вместо Джека.
— Щенков сейчас полно, — согласился Жак.
Только когда они вошли во двор, Жак осведомился о Юстине.
— Уезжает сегодня Юстина, — бросил Бернсон, не глядя на инженера.
На длинной лавке у сторожки, как стрижи на проводе, сидели рабочие и, попыхивая сигаретами, поджидали начала собрания — был понедельник. Изогнувшись, в сторожку пролез долговязый Жак Япинь. Язеп, навалившись на стол, с увлечением ковырял его остро отточенным карандашом, время от времени поглядывая в окно. Посреди дороги красовалась огромная лужа — ночью прошел сильный дождь.
Жак здорово изменился за последнее время. Целую неделю, видимо, не брился, у затасканного ватника оборвана верхняя пуговица, сапоги помятые, грязные. Понаблюдав за Язепом, он спросил с удивлением:
— Чего тычешь в стол карандашом? Сломается.
— Ну и крепкий же, черт, попался, — промолвил Язеп и опять посмотрел в окно. — Не ломается, хоть ты что с ним делай. Наверное, по спецзаказу изготовлен. Раньше сталь была такая, с золотой рыбкой. Может, видел?
Япинь пожал плечами и отошел в другой конец комнаты, где за большим столом, заваленным газетами и журналами, двое рабочих играли в шахматы.
— Да кто же так играет? — воскликнул Жак. — Ведь фигурки на темные клеточки ставят, а у вас наоборот.
— Отстань, — отозвался один из игроков. — Нам и так хорошо.
Никто здесь не желал иметь с ним дела, и Жак, напившись воды и сделав вид, что только для того и заходил, покинул сторожку. Во дворе он увидел ось вагонетки с парой колес. Интересно, как она сюда попала?
Жак толкнул ее ногой, попробовал поднять. Нелегко, конечно, но если поднатужиться… За ним с любопытством наблюдали. Подошел кто-то еще испробовать свои силы. И скоро собралась толпа, даже Язеп вышел из сторожки.
Сильнее всех оказался Бернсон. Тот больше всех выжал. Его рекорда никто не смог побить, и уж, конечно, не Япинь с своими диспетчерскими мускулами.
И тут во двор вкатила директорская «Победа». Притормозив у самой сторожки, Харис распахнул дверцу, но, изобразив на лице презрительную гримасу, остался в машине, будто специально приехал посмотреть на этот скучный спектакль.
— А, молочник прикатил! — крикнул кто-то. — Иди сюда, хлюпик, покажи, на что способен.
— Ему только кастрюльки таскать. Ну, чего морщишься?
— Ты только глянь — мягкий, круглый, ровно слива.
— Иди, иди, не бойся. Да смотри не надорвись. Вдохни поглубже, чтобы брюхо было тверже.