Вор

Глава восьмая

– Надо подождать до полуночи, – сказал волшебник. – А пока ждем, можно и перекусить.

Поль распаковал мешки и приготовил ужин на костре. Софосу не сразу удалось набрать достаточно хвороста, но он справился. Я не стал помогать. Выкопал себе ямку в песке и лег отдохнуть. Стал разминать пальцы, растирать запястья, чтобы не онемели. Интересно, что задумал волшебник? Что он надеется найти здесь, среди пустоши, у черта на куличках? Но я не стал спрашивать. Мы ведь до сих пор не разговариваем. Пока Поль кашеварил, я вздремнул.

Опять вернулся сон, виденный накануне ночью. Я вхожу по лестнице в небольшую комнату с мраморными стенами. Окон нет, но откуда-то проникает лунный свет. Он обрисовывает белые волосы и платье женщины, ждущей меня там. На ней древний пеплос, ниспадающий мягкими складками, как у каменных фигур на старинных алтарях. Когда я вошел, она кивнула, словно давно ждала меня, а я опаздываю. Я ощутил в ней что-то смутно знакомое, но так и не узнал.

– Кто привел тебя сюда? – спросила она.

– Я сам пришел.

– Ты пришел дать или взять?

– Взять, – шепнул я пересохшими губами.

– Тогда возьми, что ищешь, если сумеешь найти. Но будь осторожен, не оскорби богов. – Она повернулась к высокому столику на трех ножках. На нем лежал раскрытый свиток. Она взяла стилус и что-то написала, добавила внизу мое имя и поставила возле него какой-то значок. Через мгновение я проснулся. У Поля уже был готов ужин.

* * *

Мы поели при лунном свете, в полном молчании, потом стали ждать. Разговор не клеился. Никто, кроме волшебника, не знал, чего мы ждем. Чтобы развеять тишину, он снизошел до меня и попросил рассказать легенду об Эвгенидесе и громовых стрелах. Ему хотелось сравнить ее с версией, которую знал он сам.

Я провел рукой по лбу и зевнул. Честно говоря, рассказывать не было настроения, но еще меньше хотелось до полуночи сидеть в мрачном молчании. Я чуть-чуть сократил историю и начал рассказ.

Эвгенидес и великий пожар

После Эвгенидеса у лесоруба и его жены родились и другие дети. Старшим из них был Лиопидус. Он завидовал Эвгенидесу, потому что у того были дары богов и потому что он был старше. Если бы Земля не отдала лесорубу своего ребенка, Лиопидус был бы старшим из отцовских детей, и он об этом никогда не забывал. За столом Эвгенидес сидел по правую руку от отца, а когда приходили гости, чашу вина им подносил Эвгенидес.

Когда Небесный бог разрушил семейный дом, Лиопидус не сомневался, что в этом виноват Эвгенидес. Ведь это Эвгенидес навлек на себя гнев Неба. Лиопидус хотел, чтобы отец с матерью бросили Эвгенидеса в лесу, но они на это не согласились. А когда Эвгенидес похитил громовые стрелы Небесного бога и обрел бессмертие, зависть Лиопидуса переросла в ненависть.

Эвгенидес знал, как к нему относится брат, и, чтобы избежать встреч с ним, отправился странствовать по свету. Теперь не он, а Лиопидус сидел по правую руку от отца и подносил отцовским гостям чашу вина, но это его не радовало. И когда Небесный бог пришел к нему под видом колесничего и предложил унизить Эвгенидеса, Лиопидус охотно выслушал.

Небесный бог усадил Лиопидуса в колесницу и повез через Срединное море к дому, где жил Эвгенидес. Лиопидус постучал в дверь к Эвгенидесу и сказал:

– Я чужой в этих краях и прошу поднести мне чашу вина.

Эвгенидес подошел к двери, увидел Лиопидуса и сказал:

– Брат, ты для меня не чужой. Почему ты просишь поднести тебе всего лишь чашу вина, если я охотно поделюсь с тобой всем, что имею?

– Эвгенидес, – сказал Лиопидус. – В былые времена я питал к тебе недобрые чувства. Вот почему я назвал себя чужим и хочу, чтобы ты впустил меня в дом словно незнакомца. Принимая меня как гостя, ты поймешь, любишь ли ты меня и сможешь ли назвать своим другом и братом.