Вор

Они неплотной толпой стояли по обе стороны открытого прохода и хранили полное молчание. Никто не бросил ни единого взгляда в мою сторону. Или они не знают о моем появлении? Не может быть. Обсидиан разбивался о пол с таким грохотом, что разбудил бы мертвого. Но никто из них не шелохнулся. Я стоял прямо на виду, но на меня никто не смотрел. Наконец до меня дошло, что во всей комнате шевелятся только тени, отбрасываемые лампой в моей дрожащей руке. Я с облегчением выдохнул. Это всего лишь статуи.

Я пошел среди них, поражаясь неземному совершенству. Кожа была у одних светлее, у других темнее, но всегда без единого пятнышка, лица симметричные, глаза ясные. Ни шрамов, ни кривоватых ног, ни раскосинки в глазах. Захотелось потрогать эту идеальную кожу, но я не посмел. Лишь провел пальцами по ткани одного одеяния. Темно-синяя тога с вытканным узором в виде бегущей воды. Человек, щеголявший в ней, был высок. Выше меня, конечно, и, пожалуй, даже выше волшебника.

В стороне от прохода, ближе к задней части комнаты, я нашел ту самую женщину в белом пеплосе. Я сразу узнал ее, даже без пера и свитка, и приветствовал улыбкой. Ее звали Мойра, она записывала судьбу каждого человека. Не стал спрашивать, как она явилась ко мне в сны. Главное – я нашел ее образ наяву. Подумалось: уж теперь-то все тайны получат объяснение.

Я оставил ее и пошел к алтарю, но, оказалось, ошибся. Алтаря не было. На его месте стоял трон, и на нем восседала статуя Великой богини Гефестии. Она была одета в мягкий бархат, его красный цвет густо темнел в глубине складок и делался светлее по гребням. Откинутые от лица волосы удерживались златотканой лентой с красными рубинами. На коленях у нее стоял небольшой поднос с одним-единственным камнем на зеркальной поверхности. Я подошел ближе. Отсюда я легко мог бы схватить этот камень, но, протянув руку, остановился и замер, вглядываясь в игру света на складках бархата. Мантия еле заметно шевелилась. Богиня дышала. У меня сердце замерло в груди, будто окаменев.

Нет, это была не тщательно выполненная статуя Гефестии в скульптурном саду богов. Это она сама, Великая богиня, среди своих придворных. Моя протянутая рука задрожала. Услышав за спиной шелест одежд, я в испуге зажмурился. Кто это? Бог Океанус в полуночно-синей тоге с водяным узором пришел проверить, не натаскал ли я грязи? Я приоткрыл один глаз и осторожно взглянул на Великую богиню. Она смотрела куда-то вдаль, бесстрастная, далекая. Знала, что я здесь, но ее это не интересовало.

Сзади послышались тихие голоса, но слов я не разобрал. Краем глаза заметил, что одна из фигур шагнула вперед. Я не заметил его раньше, хотя стоило бы присмотреться повнимательнее. Кожа у него была не черная, как у нимбийцев, а глубокого красновато-коричневого оттенка, словно обожженная глина. Такая была у древних людей, оставивших свои портреты в разрушенных домах на островах Срединного моря. Волосы темные, как у его сводной сестры, но в ее локонах золотыми и красноватыми искрами отражается свет, у него же они черны как уголь. Лицо более узкое, нос острее. На одной щеке виден небольшой шрам от ожога, похожий на скругленное перо. Ростом он был меньше других богов и одет в простую серую тунику.

– Ты еще не нанес оскорбления богам, – заговорил наконец Эвгенидес, бог, который когда-то был смертным человеком. – Разве что Арактусу, которому велено не пускать сюда воров. Возьми камень.

Я не шелохнулся.

Покровитель воров подошел ближе. Встал возле сестры и накрыл ладонью ее правую руку.

– Возьми, – повторил он. Манера говорить у него непривычная, однако не сильно отличается от моей. И рядом нет волшебника, который мог бы указать, как она звучит в сравнении с языком цивилизованного мира. Мне не составило труда понять указания бога. Просто я не мог шевельнуться.

Наверное, сдали нервы. Нет, я, конечно, не боялся, что на меня обрушатся карающие молнии. Просто я сам до сих пор не сознавал, как глубоко в меня впиталась религия. С самого детства. Мысль о том, чтобы украсть что-нибудь у Великой богини, была так ужасна, что не укладывалась в голове.

Развернуться и убежать я тоже не мог. Дивясь собственному упрямству, я отчетливо понимал: без Дара я не уйду. На карту поставлено очень и очень многое. Издалека доносилось тихое журчание и перестук мелких камушков – это вода снова потекла по речному ложу. Но я оставался неподвижен, подобно богам, которых я по ошибке принял за статуи. Стоял и только переводил взгляд с маленького серого камня на руку Эвгенидеса, потом на его лицо. А затем я решил, что, раз уж мне все равно суждено помереть, я совершу такое, чего до меня не делал почти никто на свете. Я заглянул в глаза Великой богине, и она ответила на мой взгляд. И этого было достаточно.

Очнувшись от паралича, я подался вперед еще немного и схватил камень с зеркального подноса. Потом развернулся и бросился бежать. Под оглушительный грохот воды я метнулся к лестнице, мимо богов, бесстрастно взиравших на меня. Поднял голову только раз, ища глазами Мойру, но она уже скрылась в толпе.

Добравшись до лестницы, я перескочил через первые две ступеньки и, спотыкаясь, скатился по остальным. Врезался в стену напротив нижней ступени и выронил лампу. Не стал подбирать. После трех ночей в лабиринте она мне была не нужна. Касаясь стен обеими руками – в одной был зажат Дар Гамиатеса, – я помчался дальше. Когда стена слева закончилась, повернул налево, потом направо, опять направо, налево, еще раз налево, к двери, которую я в прошлый раз подпирал камнями и потом нашел закрытой. Наверное, это подстроил Арактус – пустил с обрыва побольше воды, чтобы сдвинуть мой булыжник. Возможно, ему все-таки удастся поймать меня в западню. Через решетчатую дверь уже натекло воды дюймов на шесть. Интересно, много ли воров добрались до этого этапа и все же утонули? Неужели мои косточки тоже закончат свой путь в луже посреди дальнего коридора? Восстановят ли обсидиановую дверь, вернется ли Дар на свой зеркальный поднос?

Где-то здесь я выронил инструменты, значит, они скрылись под водой. Но я не стал искать. Вода за дверью поднялась почти на двенадцать дюймов, а пока я дошел до следующей двери, плескалась уже фута на два над полом. Я вскрыл замок, и поток распахнул створку прямо на меня – я еле успел отскочить. В передней комнате воды было по пояс, и волны от грохочущего водопада, низвергавшегося из дыры в потолке, вздымались мне по грудь. Сквозь водяной поток сверху пробивались блики лунного света, но в комнате было темно, как в лабиринте. Я ступал осторожно, держась поближе к стенам, но на верхней ступеньке лестницы, ведущей к наружной двери, поскользнулся и проехал до самого низа под водой. Там меня, задыхающегося, накрепко прижало к каменной двери.

Я изо всех сил барахтался, стараясь перевернуться, ухватиться за что-нибудь и поднять голову, но река уложила меня на спину, головой вниз, и не отпускала. Я не мог противостоять чудовищной силе потока. Руки шарили по стенам, но не находили опоры. Воздух в груди заканчивался. Меня поглотила тьма чернее самой черной речной воды.

Глава десятая

Когда я очнулся, солнце уже встало, день потеплел. Я лежал на песчаном берегу Арактуса ногами в воде. Река осторожно приподнимала и покачивала их, но вроде бы не собиралась затягивать меня обратно. Она тихо струилась меж берегов, словно хотела помириться. Простила меня за похищение Дара Гамиатеса? Такая мысль посетила меня, едва я приоткрыл глаза. Но через мгновение возникли более осмысленные вопросы. Может быть, накануне ночью я в последний миг застрял в лабиринте и остался под водой, а все остальное – обсидиановая дверь, боги, Гефестия, Дар Гамиатеса – мне просто привиделось?

Мои похождения напоминали весьма складный вымысел, как-то связанный со сновидениями прошлой недели. Интересно, неужели я сам придумал, какова на ощупь материя Океанусовых одежд – сначала прохладная, как атлас, потом бархатисто-теплая? При этом воспоминании я невольно потер пальцами и, опустив глаза, понял, что в руках что-то есть. После целой ночи, проведенной в реке, на ладони до сих пор лежал тусклый серо-белый крапчатый камень – Дар Гамиатеса.

Я накрыл его другой ладонью, зажмурил глаза и вознес благодарность Гефестии, Эвгенидесу, Океанусу, Мойре, Арактусу, всем богам и богиням, каких вспомнил. Потом вытащил ноги из реки, отполз повыше, на сухой песок, и лег поспать еще немного. Там меня и нашли волшебник, Поль и Софос. Они увидели, как каменная дверь скрылась под прозрачной водой, и пошли вниз по течению искать мое утонувшее тело, чтобы достойно похоронить и уйти восвояси. Проснувшись, я увидел их вокруг.