Тамада

— Я вижу, пока вы тут умираете с голоду, работа стоит. Да и сама, я уже сказала, есть хочу. Разожгите огонь и поставьте котел с водой, — приказала она и сняла с себя пальто и шерстяной платок. Достала из кармана расческу и причесалась, собрав волосы на затылке в тугой узел, помыла руки и надела передник. — Дровишек еще подкиньте — не скупитесь.

С приятным удивлением наблюдал Ибрахим, как быстро она просеяла муку через сито, замесила тесто, наделала маленьких лепешек, какие обычно готовятся на кошах. Легкость в каждом движении и расторопность. Вот и пшено промыто в холодной воде, вот брошено оно в кипящий котел, вот уже пахнет хантусом[20] и чуреками.

— Оказывается, ты быстрорукая, Жамилят, — улыбнулся Ибрахим и потянул носом воздух. — Вкусно пахнет.

Обескураженные трактористы тоже молча следили за каждым ее движением. Вот уже на столе железные миски и деревянные ложки.

Спросила:

— А где же половник? Не вижу.

Бригадир юркнул в кухню и через несколько секунд вернулся с половником в руках.

— Давайте садиться обедать, — пригласила Жамилят. — Прошу за стол. Ибрахим, садись вот здесь, рядом.

— Эй, ребята, чего глаза вытаращили? Садитесь! — приказал бригадир. — Ты уж нас извини, Жамилят. Спасибо. А ну, живей, давай за стол!

— Спасибо скажете, когда пообедаете.

За обедом трактористы разговорились, что работы невпроворот, пашут и днем и ночью, но еще пахать да пахать. А почему так, всем ясно — всю землю приходится весной пахать. Осенью-то ни одного га вспахано не было. А кто виноват? Скотоводы. Это они в прошлом году пасли скот на стерне до поздней осени, не дали вспахать под зябь.

— Разве скотоводы виноваты? — заявил все тот же чумазый тракторист. — И над ними есть начальники.

Жамилят повернулась к нему:

— Послушай, брат мой, есть хорошая поговорка: вслед прошедшему дождю бурку не неси.

— Понятно, дело прошлое, но все-таки...

Ибрахим искоса поглядывал на Жамилят. В последние месяцы она заметно похудела: щеки ввалились, резче обозначились скулы, но глаза прежние — чистые, внимательные, уверенные. Жаль, не сложилась у нее личная жизнь. Какой муж не порадовался бы такой жене? Может, потому, что не сложилась у Жамилят личная жизнь, и ушла она с головой в общие заботы. Но иная женщина, которая подолгу работает в мужском коллективе, вольно или невольно теряет какую-то частичку женственности. О Жамилят этого не скажешь — женственная. И как ловко и быстро приготовила обед!.. «Жамилят, Жамилят, Жами... Влюблялась ли ты в кого-нибудь за свой вдовьи годы? Конечно, горянки — они такие... жестоки к самим себе. Но почему меня волнует: был ли у нее кто-нибудь или нет? Мне же должно быть все равно... Уж не ревную ли? На каком основании?.. Глупо. Какое я имею право даже мысленно касаться ее личной жизни? Вон такие мысли из головы, вон!..»

Да, впервые Ибрахим поймал себя на мысли, что думает о Жамилят как о женщине. А главное, не было никакой возможности выгнать из башки эти мысли. Вдруг на миг представил себя вместе с ней в одной комнате: они вдвоем, она готовит хантус, руки ее обнажены до локтя, а он сидит за столом и смотрит на ее красивые и проворные руки, на плавный изгиб бедра, она поворачивается к нему и улыбается — внимательный и мягкий взор.

К стану по пашне шла девушка.

— Вот она, наша повариха, — сказал бригадир.

Все повернули головы в ее сторону.